Первая! Зимняя!!.. Ры-бал-ка-а-а!!! — Рассказы о рыбалке
Сказ о том, как я зимнюю рыбалку «бросал»
- Автор:
Видеть результаты голосования (кто как голосовал) могут только пользователи с рейтингом выше 20.
Недавно меня посетила мысль забросить зимнюю рыбалку и ждать весны. Спустя 3 дня я понял, что это была плохая идея. С первого дня я стал плохо спать, со второго дня начал снится лёд, а позже и вовсе руки начали трястись, напоминая анимацию приманок. А если серьёзно, то действительно, через несколько дней я уже ждал ближайшего выходного чтобы отправится на рыбалку, и больше дурные мысли меня не посещали.
Неделя пролетела незаметно, и в тёплый погожий денёк мы отправились за жадными поклевками Обской, хищной рыбы. Путь на место лова был долгим, пройти на своих двоих пришлось более 5 км, но за разговорами о предстоящем поиске и тактике ловли это расстояние удалось преодолеть в миг.
По приходу встретили местного коллегу, по общались, стало известно что сегодня судак не очень радует поклевками, а вернее вовсе не клюет. Немного растроившись, но не потеряв надежду, приступаем к поиску разделившись с напарником по разные стороны. Не успел я пройти первый пяток лунок как Тимофей достаёт первого клыкастого, и после фотографии на память отпускает. Далее у него следует ещё несколько поклевок и обидный сход в течении непродолжительного времени, разбурив это место более локально мне все же удалось поймать судака, но к сожалению размером он не отличался от предыдущего, пойманным напарником.
Настроение изрядно поднималось на глазах, нахлынувший от поклевок адреналин зашкаливал, «дело пошло» полагали мы но пробурив навскидку лунок по 30 активности клыкастика мы так и не увидели, после чего я решаю переоснаститься и искать уже окуня, благо пару мотков лески разных диаметров всегда держу в запасе, на сей раз ей оказалась Kosadaka Cinergy, перемотал леску на катушке, просверлил с десяток лунок вдоль береговой линии, берег в том месте довольно интересный, закоряженый со слабым течением и фоновой глубиной порядка 3-3,5 метров и мне казалось что именно здесь прячутся обские горбатые, в чем я и не ошибся.
На очередной лунке, чувствую мощнейшую поклевку, подсекаю, в мыслях мелькает что щука, рыба делает несколько рывков в сторону от лунки, и здесь как раз кстати пришел на помощь хорошо настроенный фрикцион, это оказался хороший окунь, и радовал тот факт, что под лункой он был не один, поклевки следовали одна за одной.
Но спустя 5 рыб я зацепился об корягу и стучав по бревну отцепом всю рыбу распугал. На этом и пришлось закончить сегодняшнюю рыбалку, которой мы остались довольны на все сто, и в который раз убеждаюсь что ступив на путь рыболовный, сойти с него будет не возможно.
- Удочка: Stinger arctic char
- Катушка: Kosadaka Stalker
- Леска: Kosadaka Ultima 0,28мм и Kosadaka Cinergy 0,12мм
Срботавшие приманки: DUO bay ruf, usami bigfin 70.
Несколько правдивых рассказов о зимней рыбалке
Эти рассказы объединяет то, что все в них абсолютная правда. Это кажется странным, когда говоришь о рыбалке, но никаких чудовищных размеров рыб, неимоверных килограмм и прочей болтовни. Просто, как оно было в моей жизни и то потому, что мне остается только вспоминать, эти эпизоды с грустью.
Однажды мы с моим другом Николашей поехали, на безымянную протоку реки Тура, туда, где, как нам сказали, идет сумасшедший клев чебака. Приехали к реке. Оставили машину на крутом берегу и на задницах, обвешанные амуницией, скатились вниз. У Коли была с собой еще и сорокалитровая молочная фляга – для живца.
Снега на льду было по колено, но что неприятно – поднялся северный ветер. Хорошо, что он дул в спину, но довольно ощутимо. Мне уже тогда подумалось, что обратно мы пойдем навстречу ветру, да и подниматься по обледенелому склону будет нелегко.
Но вот и протока. Зашли в нее. Солнце начало припекать. Пока шли по реке, ветер выдувал все тепло. А теперь ветер дул высоко над головами, а мы, под ним, в овраге. Начали бурить лунки и постепенно разделись до рубашек. Лед больше метра толщиной, а под ним воды сантиметров тридцать. Мелькнула мысль – и что мы тут наловим, но тут же, по голому крючку, почувствовал удар и началось! Подсек, вывел – елец, очень приличный, грамм на 100. Еще, еще и еще!
Я не успевал насаживать малинку на крючок, а потом вообще перестал это делать. На крючке оставался малюсенький кусочек и на него клевало, как на целого. Николаша не отставал, а где то и опережал. Было такое впечатление, что под метровым слоем льда в этом небольшом промежутке до дна рыба кишит, как в котле.
Про такую рыбалку говорят – « отмахал руки». В течение часа набили не только рыбацкие ящики, а Колька свою флягу, но не полностью, а так – живцов килограмма три, да воды столько же. В общем, часа через три решили заканчивать, да и домой пора было. Перекусили под солнышком. С сожалением свернули снасти и пошли.
Вышли на основное русло реки. Вот тут-то и стало нам «хорошо». Ветер со снегом почти ураганной силы, в лицо. Идти спиной нельзя. Не видно куда ступаешь. Я – ладно, а Колька еще и с флягой.
Хорошо, что я забрал себе полиэтиленовые мешки, которые мы, в запале, тоже набили рыбой. Но добрались, наконец, до кручи, на которой оставили машину.
Я посмотрел на нее и понял, что мне никогда на нее не вскарабкаться! Кто видел картину «Переход Суворова через Альпы» тот поймет, что мы пережили. Подъем градусов под 30, но ветер выдул склон до блеска. Поднимешься на пару метров и вниз. А в голове мысль: «Пусть лучше добьют, больше не полезу!».
Но, наконец поднялись. Грелись в машине минут сорок и только потом поехали. А хорошо то как было! Тепло, ненавязчивая музыка журчит из приемника, а в багажнике полно рыбы.
И флягу Николаша не бросил, а дотащил до машины. И живцы дожили до следующей рыбалки, в качестве приманки на жерлицы.
Правда, когда Колька спросил с непонятным энтузиазмом: «Ну, что завтра сюда же едем?», я только смог послать его очень далеко и не на рыбалку!
***
Я работал на «Скорой помощи». Подобралась замечательная компания рыбаков -водители и медики. Мы уже ездили на Белоярское водохранилище и не безуспешно.
А теперь решили съездить на Челябинские озера, по последнему льду! Сказано, сделано. Утром загрузились в « Волгу» нашего коллеги и вперед.
Приехали на озеро, кажется Аятуль. На льду виднелись черные кочки рыбаков, но их было немного и не видно, чтобы бесперебойно махали удочками.
Проехали вдоль берега и нашли то, что искали – каменный распадок метра два на входе, метров двадцать в глубину, метров десять в высоту. То, что надо.
Поставили машину, напротив входа. Перетаскали вещи в естественную пещеру. Приспособили кусок брезента на вход, чтобы не задувало. Натаскали валежника на костер. Собрали рыбацкие ящики, ледобуры и вышли на лед.
На льду солнце заметно припекало. Забереги с утра были небольшие. Какие то сантиметры. Так что мы просто перешагнули с тверди на твердь. Далеко не заходили.
Разбурились, уселись в виду друг у друга. Начали ловить. Клевало неплохо. Но какой то разнобой. То чебак с ладошку, то такой же окунек, иногда сопливый (ершик). Но, тем не менее, ловилась рыбка бесперебойно. А солнце припекало так, что мы вскоре остались в рубашках.
Мы с трудом выкраивали время, чтобы попить чаю и перекурить. Наконец решили выходить на берег. Подошли к месту, где выходили на лед.
Сюрприз! Пока рыбачили забереги отошли на несколько метров. Переходов на берег поблизости не наблюдалось.
Подошли поближе к кромке льда и мужики, недвусмысленно намекнули на то, что они в чунях, а я в болотных сапогах, поэтому однозначно мне идти первым прямо здесь.
И тут я, человек, который с много лет рыбачил зимой, не задумываясь, попер вперед, не обращая внимания на то, что сквозь лед пробивается камыш. Я прекрасно знал, что это значит, но шел вперед, тем более, что мужики подначивали, говоря, что лед прочный. Шаг, еще шаг.
И вдруг лед просто исчез из-под ног, и я ухнул в воду. Никакой паники не было, наверное, потому, что одежда сразу не намокла, и я по инерции просто пошел ко дну. Встал на дно и резко оттолкнулся.
Хорошо, что не было течения, и я как поплавок вошел точно в полынью. Я чувствовал, как сапоги заполняются водой и тянут меня вниз, но не сопротивлялся, только набрал воздуха. Толчок о дно я резко отталкиваюсь, вверх, но немного вперед – там, где кромка льда. Вырвался из-под воды, упал на лед грудью, тут же проломил его, но продвинулся немного к берегу. Кстати я ни минуты не орал, ни в начале, ни в процессе. Еще толчок вперед, еще и вот уже ломая лед, я иду по каменистому дну к берегу. На берегу суетятся друзья. Кто – то уже рванул к распадку.
И вот тут я заорал: «Поубиваю всех, когда выберусь!» Мне казалось, что это они во всем виноваты. Наконец я на берегу. И вот тут- то я почувствовал холод.
Рванул к распадку из всех сил, на ходу скидывая одежду. Ребята бежали впереди и тоже раздевались. Кто снимал рубашку, кто-то трико, носки. Вот и цель. В распадке уже горел костер, и было тепло, как в квартире.
Плюхнувшись на камень, я наконец стянул болотные сапоги, с ними и носки и трико. Из каждого сапога вылилось по паре литров воды. Ступни были белые, как у утопленника, которым я уже почти был.
Кто-то из ребят начал растирать ноги, кто-то руки. А кто-то – дай ему бог здоровья, подал полную кружку водки. Выпил, и вот тут – то меня затрясло так, что я слова не мог сказать. Накатилось все и страх, и холод, и водка.
Кстати, когда я отошел от пережитого и вышел осмотреться, то метрах в трехстах от места, где я провалился увидел поваленную березу. По ней абсолютно безопасно можно было выйти со льда. Но рыбалка на этом закончилась. Удовлетворившись той мелочевкой, которой набили в ящики, мы отбыли домой.
Когда я собрался на следующую рыбалку сын – первоклассник написал мне следующую записку. Орфографию и стиль попытаюсь передать, как запомнил: «Папа поедешь на рыбалку а если провалишься под лиод, мы тибя нокажим».
***
Мы поехали на озера под Верхний Тагил. Настроение чудесное. Погода превосходная. Компания устоявшаяся.
Приехали. Договорились заранее, что рыбачим до сумерек и домой. Вышли на лед, метрах в 100 от края льда. С этой же стороны прилично поддувает южный ветерок.
Разбурились. Сели спиной к ветру.
Начали ловить. Шел чебак и весь мерный грамм по сто пятьдесят- двести. Но лунки размывало просто молниеносно.
Только что диаметр со шнек ледобура, проходит пять- десять минут и лунка уже метр в диаметре. Посмотришь с противоположной стороны лунки, а лед под ящиком уже тонюсенький. Поэтому не смотря на клев, вся масса рыбаков потихоньку перебиралась к берегу. Известно, что самый отличный клев у кромки льда. Но это и самое опасное место. Лед размывает молниеносно.
Но азарт! Не мог преодолеть азарт один мужичек. Видно было, что руки у него вообще не отдыхают. Тянет и тянет, без передышки. Мы ему все кричали: «Мужик перебирайся к берегу- потонешь!». Он не обращал внимания Азарт.
В итоге мы все отошли довольно далеко, но вдруг услышали дикий крик. Оглянулись, а мужика нет, здоровая полынья. Так и ушел под лед. Но знаю, что, если бы он даже еще барахтался, никто рисковать не стал бы. Потому, что ни веревок, ни жердей с собой не было. А лед проваливался под ногами. Пусть ползком подобраться можно бы было, а дальше? Вот так и отбыл на тот свет неизвестный мужичок с полным ящиком мерного чебака. Азарт. Выводы? А их делайте сами.
***
Рассказы о зимней рыбалке
ПО ПЕРВОМУ ЛЬДУ
Слишком томительно ожидание перволедка: оно затягивается иной раз на несколько недель. А ведь первый лед – праздник для любителей зимней ловли, вот и ждешь его с нетерпением.
Дышит студеный ветер с севера, мягкий снежок ложится на широкие московские улицы, а ледостава нет.
Ранним утром, до начала работы, слышу по телефону тяжелые вздохи Александра Алексеевича – моего друга:
– Ну, как – не прихватывает?
– Куда там, всего два градуса!
– И вроде – отпускает?
– Никакого терпения нет!
На таком странном языке ведутся разговоры до той поры, пока не стукнет крепкий мороз и под коньками не зазвенит хрустящий лед.
– Как там, на Чистых прудах? – спрашиваю я, потому что знаю о ежедневных прогулках моего друга в том районе.
– Схватило! – радостно басит он.
– И хорошо держит?
– Сегодня дворник с метлой проходил.
– Вот и отлично. Дождемся воскресенья – и в добрый час!
Мы обычно выезжаем за Клин и ловим рыбу в том месте, где Лама впадает в Шошу, образующую неподалеку западный залив Московского моря.
Нипочем нам морозная ночь даже в открытой машине, тряска по бездорожью от поселка Козлова до рыболовной базы или прогулка в шесть километров, если автомобиль не может пробраться через ручьи и канавы на заливных лугах Завидовского охотничьего хозяйства.
Когда проехать нельзя, мы тихо плетемся по заснеженной равнине: в теплой одежде да с тяжелой поклажей не разбежишься. А хочется поскорее выбраться на водоем, поразмяться пешней на воздухе и опустить блесну в посветлевшую зимнюю воду.
Стоянка судака пока не найдена. Щука нас интересует мало. Решаем ловить окуня. По первому льду он берет жадно, и вытаскивать его из лунки – живая, веселая работа.
Начинаем у Белого бакена, в большой заводи; там частенько попадаются очень крупные окуни. Затем перебираемся к кустам у левого берега Шоши.
В конце зимы тут самое окуневое место, но весьма неплохо ловится рыба и по перволедью. Потом перемещаемся к правому берегу реки и ловим напротив будки бакенщика.
Можно пройти еще дальше, миновать узкий пролив и пробить лунки возле Пузыревского омута, у левого берега, на повороте.
Здесь я и усаживаюсь.
Глубина – около трех метров. Дно чистое, но немного правее – коряжник. В нем всегда держится окунь, иногда стоит судак.
Сматываю леску с мотовил на можжевеловом удилище и отмеряюсь. Леска перестает натягиваться, как струна, когда блесна касается дна. Подматываю леску на одно мотовильце, ритмично поднимаю, вздергиваю и снова опускаю блесну. Где-то недалеко ото дна она «играет» в окуневом царстве.
Удобно сидеть на ведре, хорошо отдыхать после работы пешней, приятно ждать поклевки.
Окунь редко хватает блесну порывисто и грубо. Это больше в манере щуки – дернуть и заметаться во все стороны после подсечки. Щуку мы узнаем сразу. Она трясет головой, вырывает удилище из рук, а заметив рыболова сквозь нетолстый прозрачный лед, чаще всего перевертывается и, показав желтое пузо, стремительно бросается в глубину.
Окунь, да еще крупный, обычно не дергает, а надавливает на блесну и повисает, как груз, заставляя звенеть и пружинить тонкую леску.
Все это хорошо известно, но поклевок нет. Я сижу спиной к свежему ветру и в ожидании рыбы любуюсь зимним утром.
Тихо, как в степи. Всюду лежит ровной пеленой чистый, нетронутый снег. Только редкие следы рыболовов да елочка следов зайца кое-где отпечатаны на заснеженном льду, как на большом листе книги. Нет ни троп, ни дорог.
Далеко передо мной опушенная снегом синяя кромка леса, над которой еле заметно проплывают хмурые облака. Над лесом, будто упираясь в серое небо, карандашом торчит высокая труба фабрики, в полдень оттуда послышится протяжный гудок, призывающий и нас заняться завтраком.
Позади, как избушка на курьих ножках, – будка бакенщика на высоком берегу Шоши. А над будкой, склонясь побелевшими ветвями, стоят две разлапистых ветлы.
Слева – луга бывшей деревни Жохово, снесенной в то время, когда создавалось Московское море. Справа – несколько мощных вязов. Это все, что осталось от колхоза Пузырево, тоже переместившегося на другие угодья с извилистых берегов маленькой речушки, ставшей полноводной, судоходной рекой.
За кудрявыми вязами – Белый бакен: там Шоша принимает Ламу. А за бакеном – рыболовная база на Ламе с развевающимся голубым флагом. Из трубы валит густой дым, это старый Петрович готовит нам уху.
Чего только не передумаешь, сидя над лункой в ожидании клёва?
Взмах удилищем, интервал, досылка блесны почта до дна, маленькая пауза. Снова взмах, легкое дрожание лески, и вдруг волнующее ощущение повисшей на крючке тяжести. Сколько ждешь этого мига, а наступает он так неожиданно!
Нет больше созерцательного спокойствии!. События начинают разворачиваться стремительно, как кадры в кино.
В какую-то долю секунды от резкого движения рук разлетаются в равные стороны варежки. Не до них теперь.
Скорее перехватить леску раз, другой, третий! Как пробка из бутылки, вылетает на снег лоснящийся взъерошенный окунь. Быстрее вынуть крючок из его рта и дрожащими руками пихнуть блесну в круглую, темную ямку, в которой громоздятся друг на друга перламутровые льдинки.
Легкий толчок, ощущение тяжести, трепещущий окунь в пушистом снегу. До чего же веселая работа! Торопись, рыболов! Под тобой кишит окуневая стая. Она может неожиданно перейти в другое место. Пошевеливайся, снимая рыбу с крючка, пришла твоя минута!
Прыгают возле меня припудренные снегом окуни. Я подаю знак приятелям, они стремительно снимаются со своих мест и бегут в мою сторону, сбрасывают полушубки, бушлаты, спешно рубят лед. У нас неписаное соглашение – бить лунки без спроса в пяти шагах от рыболова, нашедшего окуней.
Я выбрасываю на лед еще одного окуня и слышу бас моего друга.
– Пошло, пошло! Вот здорово! Обловился человек!
Краем глаза я вижу Александра Алексеевича: черное пальто, огромные серые валенки с резиновыми тянучками, длинноухая цигейковая шапка, в руках удочка и складной стульчик из алюминиевых прутьев.
Смахивая варежкой льдинки с подстриженных заиндевевших усов, поглядывая на меня темно-карими глазами из-под нависших бровей, он добродушно улыбается и басит;
– Можно из вашей лунки попробовать? Пугать рыбу не хочу, а по крупненьким соскучился: у меня одна мелочь.
Я знаю, что он хитрит. Окуня не так-то просто напугать, когда он жадно бросается на блесну. Просто не хочется моему другу рубить лед, ведь у меня в запасе несколько свободных лунок. Да и любит он посидеть рядом со мной, поговорить, посмеяться.
Всю неделю, промелькнувшую в работе, мы почти не виделись, и в пути не успели наговориться, да и каково одному просидеть целый день над лункой?
– Садитесь, – говорю я, – только поторапливайтесь. Я уже пять минут воюю, стая может отойти. Хотя вряд ли вы поймаете крупненького, вы такой невезучий!
Александр Алексеевич не обижается, он и сам любит подтрунить надо мной. Кряхтя, он усаживается на стульчик и весело говорит:
– А где здесь самый большой окунь? Довольно гулять по Шоше, садись на крючок, в Москву поедем.
Небрежно он взмахивает удилищем, смотрит, как я таскаю рыбу, и вдруг вскакивает: из лунки с превеликим трудом вылетает здоровенный окунь, под стать тянучкам на большущих его валенках.
И такой это красавец, что за него можно отдать добрую половину моего улова.
– Тэк-с, – довольно говорит Александр Алексеевич. – А где здесь второй такой окунь?
Но проходит минута, другая, а поклева нет, окуни отошли. Разговор тоже не клеится. Друг мой поднимается, кряхтя берет стульчик и как бы невзначай подвигает ногой к моей куче окуней пойманного им горбача.
– Вот и подшутил я над вами. А вам урок – не смейтесь над старшими, учитесь у них ловить настоящую рыбу.
Он уходит. Я не свожу глаз с его окуня, полчаса сижу над лунками и затем с ожесточением крушу лед вокруг своего ведра, но рыбы нет.
Наконец, Александр Алексеевич подает мне сигнал, он нашел стаю и зовет на помощь.
Я срываюсь с места и бегу к нему. Дружба – всегда дружба.
По-темному мы выходим на лед, покрытый глубоким снегом, и направляемся к Строковскому омуту. Напротив канавки там вчера неплохо ловились окуньки.
Товарищи уходят вперед, я задерживаюсь у левого берега с Георгием Николаевичем и начинаю блеснить во вчерашних лунках.
Ночью лютовал мороз, лунки затянуты толстой пленкой льда. Но раскрыть их куда легче, чем вырубить новые. Даже от удара пяткой они распечатываются с глухим причмокиванием.
При первой же поклевке я лишаюсь блесны, на которую так хорошо вчера шел окунь. Я досадую, спешно привязываю большую блесну с тройником и решаю обязательно поймать прожорливую щуку. Это ее работа!
В соседней лунке минут через десять ощущаю резкую поклевку. Рыба промахнулась, не засеклась, но от столкновения с блесной, по-видимому, ушибла нос и стоит где-то поблизости. Я подманиваю ее игрой блесны, возбуждаю ее аппетит.
И скоро вытаскиваю ее на лед. В широкой пасти щуки нахожу серебряную блесну с обрывком капрона.
– Вот забавный случай, – говорю я Георгию Николаевичу. – Преступление и наказание. Идите, взгляните!
Но ему недосуг. Схватившись обеими руками за удилище, он тянет из воды что-то очень тяжелое.
– Коряга, небось? Того и гляди удочка треснет.
– Какая там коряга. Шевелится, дергает, честное слово. Помогайте!
Из узкой окуневой лунки доказывается острый, почти белый нос огромной рыбы.
– Рубить, что ли? – спрашиваю я, берясь за пешню.
– Погодите, как бы дело не испортить. Рыбка-то какая, а? Возьмите удочку, а я палец просуну.
Георгий Николаевич сбрасывает рукавицу, осторожно опускает палец в лунку и с натугой тащит рыбу. Показываются янтарные глаза, серебристо-фиолетовые щеки, но жабры не пролезают.
– Давайте вместе потянем, – с дрожью в голосе говорит Георгий Николаевич.
Мы запускаем два пальца под жабры и вытаскиваем на лед толстого, короткого судака, похожего на большую чурку. Удивительно спокойно лежит он на снежной подушке, лишь изредка пошевеливая жабрами и взмахивая широким хвостовым плавником с черными крапинками.
Сбегаются все наши рыболовы посмотреть на богатый трофей. Георгий Николаевич не успевает отвечать на вопросы. Все по очереди держат судака в руках и сходятся на том, что в нем не меньше полпуда.
Счастливый рыболов кладет судака в сумку и отправляется с нами в поисках новых рыбных мест. Но его тянет снова к старым лункам, и он спешно уходит искать другого такого же судака.
Много случайностей бывает на рыбалке.
Вечерам мы подходим к Георгию Николаевичу, нагруженные рыбой, пойманной после обеда, а у него все тот же утренний судак. Весь день простоял рыболов возле заветной лунки с тяжелой рыбой в сумке и не поймал даже маленького окуня. И все ждал, очень хотел быть первым среди нас.
Так вот бывает и на охоте.
Убьешь на рассвете из-под гончих по первому кругу здоровенного русака, сияешь от радости, товарищи глядят на тебя с завистью. А ты и выстрела больше не сделаешь за целый день, зато так намнешь плечи, словно тянул бечевой груженую баржу. Товарищи убьют под вечер по русачку и пойдут домой в веселом настроении, да еще над тобой посмеются.
Не радуйся, рыболов, легкой победе на водоеме! Утром – всегда день впереди. Крепко держись товарищей. Дерзай вместе с ними. Ищи!
НА ПОРОГЕ ВЕСНЫ
Поймал его мальчонка из Малиновки на большую мормышку. Узнали мы про леща, только о нем и разговариваем. Каждому приятно побороться с большой, сильной рыбой.
На тонкой леске, на какой даже приличного окунька тащить опасно, выхватить широкого; золотистого леща – то ли не радость?
Конечно, не все любят такую аккуратную ловлю.
Ефим Николаевич идет за судаком, но втайне надеется найти и леща. Ведь, рядом с судаком почти всегда ходит лещ, глядишь, и ухватится за красную шерстинку на тройнике. А то при взмахе удилищем, подденется за подбородок или за плавник.
Вот уж поскрипит тогда удилище в руках рыболова! Будто ему на крючок набросили ведро с водой и дергают его во все стороны.
Но судака нет, не видно и леща. Так вот и сидит без серьезного дела старый, опытный рыболов, машет удилищем, смотрит, как другие ловят окуней у самого берега, но с места не сходит, ждет своего часа.
– Лучше уж одного хорошего судачка поймать, чем такой мелочью пробавляться! – отвечает он на наши приглашения заняться окуньками.
Ефим Николаевич сдвигает на затылок коричневую егерскую шапочку, оправляет короткий потертый пиджачок ржаного цвета, покрытый многочисленными заплатами, и поудобнее усаживается возле новой лунки на высокое, узкое ведро.
Ласково греет мартовское солнце, глазам больно смотреть на ослепительно белый снег, после долгой ночной дороги клонит ко сну, взмахи удилищем становятся реже, тише.
И вдруг – гомон над рекой:
– Упал, смотрите – упал! – Кто упал?
– Ефим Николаевич с ведра свалился!
Пыхтя и отдуваясь, мы бежим к рыболову. При падении он уронил шапочку и теперь солнце играет на его лысине. Он стоит на коленях во влажном, рыхлом снегу, еле удерживая удилище, которое вырывает у него из рук весьма сильная рыба,
– Отпускайте леску, дайте рыбе ход!
– Держите так, никого не слушайте, леска выдержит!
– Отойдите, дайте человеку самому все обдумать! – наперебой кричат болельщики над самым ухом рыболова.
А рыболова трясет, как в лихорадке, леска подозрительно звенит у острой кромки льда.
Мы наклоняемся над лункой и замечаем, что большая рыба с удлиненным, сжатым с боков телом, никак не хочет заходить в ярко освещенную лунку.
– Вот так лещ. И чешуя меньше, и морда кверху загнута.
– Да, что вы! В этом язе фунтов пятнадцать. Не бывает у нас таких язей. И плавник не оранжевый, а темный.
– И уж, конечно, не щука.
Раскрасневшийся Ефим Николаевич, виновато улыбаясь, тащит рыбу, как на сцене, под пристальными взглядами острых ценителей. Нам все видно, что правильно, что неверно в его суетливыx, угловатых движениях, будто проверяем, как товарищ сдает трудный экзамен.
Кто-то заводит багорик под толстый, посиневший весенний лед, и на мокром снегу уже прыгает, обдавая нас холодными брызгами, огромный жерех с черной кромкой на хвосте.
Никто из нас ни разу не ловил зимой жереха. И мы решаем, под дружный хохот, что явился он не случайно. Надо же было кому-нибудь разбудить уснувшего рыболова.
Рассказы о зимней рыбалке По первому льду
Слишком томительно ожидание перволедка: оно затягивается иной раз на несколько недель. А ведь первый лед – праздник для любителей зимней ловли, вот и ждешь его с нетерпением.
Дышит студеный ветер с севера, мягкий снежок ложится на широкие московские улицы, а ледостава нет.
Ранним утром, до начала работы, слышу по телефону тяжелые вздохи Александра Александровича – моего друга:
– Ну, как – не прихватывает?
– Куда там, всего два градуса!
– И вроде – отпускает?
– Никакого терпения нет!
На таком странном языке ведутся разговоры до той поры, пока не стукнет крепкий мороз и под коньками не зазвенит хрустящий лед.
– Как там, на Чистых прудак? – спрашиваю я, потому что знаю о ежедневных прогулках моего друга в том районе.
– Схватило! – радостно басит он.
– И хорошо держит?
– Сегодня дворник с метлой проходил.
– Вот и отлично. Дождемся воскресенья – ив добрый час!
Мы обычно выезжаем за Клин и ловим рыбу в том месте, где
Лама впадает в Шошу, образующую неподалеку западный залив Московского моря.
Нипочем нам морозная ночь даже в открытой машине, тряска по бездорожью от поселка Козлово до рыболовной базы или прогулка в шесть километров, если автомобиль не может пробраться через ручьи и канавы на заливных лугах Завидовского охотничьего хозяйства.
Когда проехать нельзя, мы тихо плетемся по заснеженной равнине: в теплой одежде да с тяжелой поклажей не разбежишься. А хочется цоскорее выбраться на водоем, поразмяться пешней на свежем воздухе и опустить блесну в посветлевшую зимнюю воду.
Стоянка судака пока не найдена. Щука нас интересует мало. Решаем ловить окуня. По первому льду он берет жадно, и вытаскивать его из лунки – живая, веселая работа.
Начинаем у Белого бакена, в большой заводи; там частенько попадаются очень крупные окуни. Затем перебираемся к кустам у левого берега Шоши. В конце зимы тут самое окуневое место, но весьма неплохо ловится рыба и по перволедью. Потом перемещаемся к правому берегу реки и ловим напротив будки бакенщика.
Можно пройти еще дальше, миновать узкий пролив и пробить лунки возле Пузыревского омута, у левого берега, на повороте.
Здесь я и усаживаюсь.
Глубина – около трех метров. Дно чистое, но немного правее – коряжник. В нем всегда держится окунь, иногда стоит судак.
Сматываю леску с мотовил на можжевеловом удилище и отмеряюсь. Леска перестает натягиваться, как струна, когда блесна касается дна. Подматываю леску на одно мотовильце, ритмично поднимаю, вздергиваю и снова опускаю блесну. Где-то недалеко ото дна она «играет» в окуневом царстве.
Удобно сидеть на ведре, хорошо отдыхать после работы пешней, приятно ждать поклевки.
Окунь редко хватает блесну порывисто и грубо. Это больше в манере щуки – дернуть и заметаться во все стороны после подсечки. Щуку мы узнаем сразу. Она трясет головой,, вырывает удилище из рук, а заметив рыболова сквозь нетолстый прозрачный лед, чаще всего перевертывается и, показав желтое пузо, стремглав бросается в глубину. Окунь, да еще крупный, обычно не дергает, а надавливает на блесну и повисает, как груз, заставляя звенеть и пружинить тонкую леску.
Все это хорошо известно, но поклевок нет. Я сижу спиной к свежему ветру и в ожидании рыбы любуюсь зимним утром.
Тихо как в степи. Всюду лежит ровной пеленой чистый, нетронутый снег. Только редкие следы рыболовов да елочка следов жировавшего зайца кое-где отпечатаны на заснеженном льду, как на большом листе книги. Нет ни троп, ни дорог.
Далеко передо мной опушенная снегом синяя кромка леса, над которой еле заметно проплывают хмурые облака. Над лесом, будто упираясь в серое небо, карандашом торчит высокая труба козлов- ской фабрики, в полдень оттуда послышится протяжный гудок, призывающий и нас заняться завтраком.
Позади, как избушка на курьих ножках, – будка бакенщика на высоком берегу Шоши. А над будкой, склонясь побелевшими ветвями, стоят две разлапистые ветлы.
Слева – луга бывшей деревни Жохово, снесенной в то время, когда создавалось Московское море. Справа – несколько мощных вязов. Это все, что осталось от колхоза Пузырево, тоже переместившегося на другие угодья с извилистых берегов маленькой речушки, ставшей полноводной, судоходной рекой.
За кудрявыми вязами – Белый бакен: там Шоша принимает Ламу. А за бакеном – рыболовная база на Ламе с развевающимся голубым флагом. Из трубы валит густой дым, это старый Петрович готовит нам уху.
Чего только не передумаешь, сидя над лункой в ожидании клева?
Взмах удилищем, интервал, досылка блесны почти до дна, маленькая пауза. Снова взмах, легкое дрожание лески, и вдруг волнующее ощущение повисшей на крючке тяжести. Сколько ждешь этого мига, а наступает он так неожиданно!
Нет больше созерцательного спокойствия. События начинают разворачиваться стремительно, как кадры в кино.
В какую-то долю секунды от резкого движения рук разлетаются в разные стороны варежки. Не до них теперь.
Скорее перехватить леску раз, другой, третий! Как пробка из бутылки вылетает на снег лоснящийся взъерошенный окунь. Быстрее вынуть крючок из его рта и дрожащими руками пихнуть блесну в круглую, темную ямку, в которой громоздятся друг на друга перламутровые льдинки.
Легкий толчок, ощущение тяжести, трепещущий окунь в пушистом снегу. До чего же веселая работа! Торопись, рыболов! Под тобой кишит окуневая стая. Она может неожиданно перейти на другое место. Пошевеливайся, снимая рыбу с крючка, пришла твоя минута!
Прыгают возле меня припудренные снегом окуни. Я подаю знак приятелям, они стремительно снимаются со своих мест и бегут в мою сторону, сбрасывают полушубки, бушлаты, спешно рубят лед. У нас неписаное соглашение – бить лунки без спроса в пяти шагах от рыболова, нашедшего окуней.
Я выбрасываю на лед еще одного окуня и слышу бас моего друга.
– Пошло, пошло! Вот здорово! Обловился человек!
Краем глаза я вижу Александра Алексеевича: черное пальто, огромные серые валенки с резиновыми тянучками, длинноухая цигейковая шапка, в руках удочка и складной стульчик из алюминиевых прутьев.
Смахивая варежкой льдинки с подстриженных заиндевевших усов, поглядывая на меня темно-карими глазами из-под нависших бровей, он добродушно улыбается и басит:
– Можно из вашей лунки попробовать? Пугать рыбу не хочу, а по крупненьким соскучился: у меня одна мелочь.
Я знаю, что он хитрит. Окуня не так-то просто напугать, когда он жадно бросается на блесну. Просто не хочется моему другу рубить лед, ведь у меня в запасе несколько свободных лунок. Да и любит он посидеть рядом со мной, поговорить, посмеяться.
Всю неделю, промелькнувшую в работе, мы почти не виделись, в пути не успели наговориться, да и каково одному просидеть целый день над лункой?
– Садитесь, – говорю я, – только поторапливайтесь. Я уже пять минут воюю, стая может отойти. Хотя вряд ли вы поймаете крупненького, вы такой невезучий!
Александр Алексеевич не обижается, он и сам любит подтрунить надо мной. Кряхтя он усаживается на стульчик и весело говорит:
– А где здесь самый большой окунь? Довольно гулять по Шоше, садись на крючок, в Москву поедем.
Небрежно он взмахивает удилищем, смотрит, как я таскаю рыбу, и вдруг вскакивает: из лунки с превеликим трудом вылезает здоровенный окунь, под стать тянучкам на большущих его валенках. И такой это красавец, что за него можно отдать добрую половину моего улова.
– Тэк-с, – довольно говорит Александр Алексеевич. – А где здесь второй такой окунь?
Но проходит минута, другая, а поклева нет, окуни отошли. Разговор тоже не клеится. Друг мой поднимается, кряхтя берет, стульчик и как бы невзначай подвигает ногой к моей куче окуней пойманного им горбача.
– Вот и подшутил я над вами. А вам урок – не смейтесь над старшими, учитесь у них ловить настоящую рыбу.
Он уходит. Я не свожу глаз с его окуня, полчаса сижу над лунками и затем с ожесточением крушу лед вокруг своего ведра, но рыбы нет.
Наконец Александр Алексеевич подает мне сигнал, он нашел стаю и зовет на помощь.
Я срываюсь с места и бегу к нему. Дружба – всегда дружба…
Новое в блогах
Рассказы о зимней рыбалке
ПО ПЕРВОМУ ЛЬДУ
Слишком томительно ожидание перволедка: оно затягивается иной раз на несколько недель. А ведь первый лед – праздник для любителей зимней ловли, вот и ждешь его с нетерпением.
Дышит студеный ветер с севера, мягкий снежок ложится на широкие московские улицы, а ледостава нет.
Ранним утром, до начала работы, слышу по телефону тяжелые вздохи Александра Алексеевича – моего друга:
– Ну, как – не прихватывает?
– Куда там, всего два градуса!
– И вроде – отпускает?
– Никакого терпения нет!
На таком странном языке ведутся разговоры до той поры, пока не стукнет крепкий мороз и под коньками не зазвенит хрустящий лед.
– Как там, на Чистых прудах? – спрашиваю я, потому что знаю о ежедневных прогулках моего друга в том районе.
– Схватило! – радостно басит он.
– И хорошо держит?
– Сегодня дворник с метлой проходил.
– Вот и отлично. Дождемся воскресенья – и в добрый час!
Мы обычно выезжаем за Клин и ловим рыбу в том месте, где Лама впадает в Шошу, образующую неподалеку западный залив Московского моря.
Нипочем нам морозная ночь даже в открытой машине, тряска по бездорожью от поселка Козлова до рыболовной базы или прогулка в шесть километров, если автомобиль не может пробраться через ручьи и канавы на заливных лугах Завидовского охотничьего хозяйства.
Когда проехать нельзя, мы тихо плетемся по заснеженной равнине: в теплой одежде да с тяжелой поклажей не разбежишься. А хочется поскорее выбраться на водоем, поразмяться пешней на воздухе и опустить блесну в посветлевшую зимнюю воду.
Стоянка судака пока не найдена. Щука нас интересует мало. Решаем ловить окуня. По первому льду он берет жадно, и вытаскивать его из лунки – живая, веселая работа.
Начинаем у Белого бакена, в большой заводи; там частенько попадаются очень крупные окуни. Затем перебираемся к кустам у левого берега Шоши.
В конце зимы тут самое окуневое место, но весьма неплохо ловится рыба и по перволедью. Потом перемещаемся к правому берегу реки и ловим напротив будки бакенщика.
Можно пройти еще дальше, миновать узкий пролив и пробить лунки возле Пузыревского омута, у левого берега, на повороте.
Здесь я и усаживаюсь.
Глубина – около трех метров. Дно чистое, но немного правее – коряжник. В нем всегда держится окунь, иногда стоит судак.
Сматываю леску с мотовил на можжевеловом удилище и отмеряюсь. Леска перестает натягиваться, как струна, когда блесна касается дна. Подматываю леску на одно мотовильце, ритмично поднимаю, вздергиваю и снова опускаю блесну. Где-то недалеко ото дна она «играет» в окуневом царстве.
Удобно сидеть на ведре, хорошо отдыхать после работы пешней, приятно ждать поклевки.
Окунь редко хватает блесну порывисто и грубо. Это больше в манере щуки – дернуть и заметаться во все стороны после подсечки. Щуку мы узнаем сразу. Она трясет головой, вырывает удилище из рук, а заметив рыболова сквозь нетолстый прозрачный лед, чаще всего перевертывается и, показав желтое пузо, стремительно бросается в глубину.
Окунь, да еще крупный, обычно не дергает, а надавливает на блесну и повисает, как груз, заставляя звенеть и пружинить тонкую леску.
Все это хорошо известно, но поклевок нет. Я сижу спиной к свежему ветру и в ожидании рыбы любуюсь зимним утром.
Тихо, как в степи. Всюду лежит ровной пеленой чистый, нетронутый снег. Только редкие следы рыболовов да елочка следов зайца кое-где отпечатаны на заснеженном льду, как на большом листе книги. Нет ни троп, ни дорог.
Далеко передо мной опушенная снегом синяя кромка леса, над которой еле заметно проплывают хмурые облака. Над лесом, будто упираясь в серое небо, карандашом торчит высокая труба фабрики, в полдень оттуда послышится протяжный гудок, призывающий и нас заняться завтраком.
Позади, как избушка на курьих ножках, – будка бакенщика на высоком берегу Шоши. А над будкой, склонясь побелевшими ветвями, стоят две разлапистых ветлы.
Слева – луга бывшей деревни Жохово, снесенной в то время, когда создавалось Московское море. Справа – несколько мощных вязов. Это все, что осталось от колхоза Пузырево, тоже переместившегося на другие угодья с извилистых берегов маленькой речушки, ставшей полноводной, судоходной рекой.
За кудрявыми вязами – Белый бакен: там Шоша принимает Ламу. А за бакеном – рыболовная база на Ламе с развевающимся голубым флагом. Из трубы валит густой дым, это старый Петрович готовит нам уху.
Чего только не передумаешь, сидя над лункой в ожидании клёва?
Взмах удилищем, интервал, досылка блесны почта до дна, маленькая пауза. Снова взмах, легкое дрожание лески, и вдруг волнующее ощущение повисшей на крючке тяжести. Сколько ждешь этого мига, а наступает он так неожиданно!
Нет больше созерцательного спокойствии!. События начинают разворачиваться стремительно, как кадры в кино.
В какую-то долю секунды от резкого движения рук разлетаются в равные стороны варежки. Не до них теперь.
Скорее перехватить леску раз, другой, третий! Как пробка из бутылки, вылетает на снег лоснящийся взъерошенный окунь. Быстрее вынуть крючок из его рта и дрожащими руками пихнуть блесну в круглую, темную ямку, в которой громоздятся друг на друга перламутровые льдинки.
Легкий толчок, ощущение тяжести, трепещущий окунь в пушистом снегу. До чего же веселая работа! Торопись, рыболов! Под тобой кишит окуневая стая. Она может неожиданно перейти в другое место. Пошевеливайся, снимая рыбу с крючка, пришла твоя минута!
Прыгают возле меня припудренные снегом окуни. Я подаю знак приятелям, они стремительно снимаются со своих мест и бегут в мою сторону, сбрасывают полушубки, бушлаты, спешно рубят лед. У нас неписаное соглашение – бить лунки без спроса в пяти шагах от рыболова, нашедшего окуней.
Я выбрасываю на лед еще одного окуня и слышу бас моего друга.
– Пошло, пошло! Вот здорово! Обловился человек!
Краем глаза я вижу Александра Алексеевича: черное пальто, огромные серые валенки с резиновыми тянучками, длинноухая цигейковая шапка, в руках удочка и складной стульчик из алюминиевых прутьев.
Смахивая варежкой льдинки с подстриженных заиндевевших усов, поглядывая на меня темно-карими глазами из-под нависших бровей, он добродушно улыбается и басит;
– Можно из вашей лунки попробовать? Пугать рыбу не хочу, а по крупненьким соскучился: у меня одна мелочь.
Я знаю, что он хитрит. Окуня не так-то просто напугать, когда он жадно бросается на блесну. Просто не хочется моему другу рубить лед, ведь у меня в запасе несколько свободных лунок. Да и любит он посидеть рядом со мной, поговорить, посмеяться.
Всю неделю, промелькнувшую в работе, мы почти не виделись, и в пути не успели наговориться, да и каково одному просидеть целый день над лункой?
– Садитесь, – говорю я, – только поторапливайтесь. Я уже пять минут воюю, стая может отойти. Хотя вряд ли вы поймаете крупненького, вы такой невезучий!
Александр Алексеевич не обижается, он и сам любит подтрунить надо мной. Кряхтя, он усаживается на стульчик и весело говорит:
– А где здесь самый большой окунь? Довольно гулять по Шоше, садись на крючок, в Москву поедем.
Небрежно он взмахивает удилищем, смотрит, как я таскаю рыбу, и вдруг вскакивает: из лунки с превеликим трудом вылетает здоровенный окунь, под стать тянучкам на большущих его валенках.
И такой это красавец, что за него можно отдать добрую половину моего улова.
– Тэк-с, – довольно говорит Александр Алексеевич. – А где здесь второй такой окунь?
Но проходит минута, другая, а поклева нет, окуни отошли. Разговор тоже не клеится. Друг мой поднимается, кряхтя берет стульчик и как бы невзначай подвигает ногой к моей куче окуней пойманного им горбача.
– Вот и подшутил я над вами. А вам урок – не смейтесь над старшими, учитесь у них ловить настоящую рыбу.
Он уходит. Я не свожу глаз с его окуня, полчаса сижу над лунками и затем с ожесточением крушу лед вокруг своего ведра, но рыбы нет.
Наконец, Александр Алексеевич подает мне сигнал, он нашел стаю и зовет на помощь.
Я срываюсь с места и бегу к нему. Дружба – всегда дружба.
По-темному мы выходим на лед, покрытый глубоким снегом, и направляемся к Строковскому омуту. Напротив канавки там вчера неплохо ловились окуньки.
Товарищи уходят вперед, я задерживаюсь у левого берега с Георгием Николаевичем и начинаю блеснить во вчерашних лунках.
Ночью лютовал мороз, лунки затянуты толстой пленкой льда. Но раскрыть их куда легче, чем вырубить новые. Даже от удара пяткой они распечатываются с глухим причмокиванием.
При первой же поклевке я лишаюсь блесны, на которую так хорошо вчера шел окунь. Я досадую, спешно привязываю большую блесну с тройником и решаю обязательно поймать прожорливую щуку. Это ее работа!
В соседней лунке минут через десять ощущаю резкую поклевку. Рыба промахнулась, не засеклась, но от столкновения с блесной, по-видимому, ушибла нос и стоит где-то поблизости. Я подманиваю ее игрой блесны, возбуждаю ее аппетит.
И скоро вытаскиваю ее на лед. В широкой пасти щуки нахожу серебряную блесну с обрывком капрона.
– Вот забавный случай, – говорю я Георгию Николаевичу. – Преступление и наказание. Идите, взгляните!
Но ему недосуг. Схватившись обеими руками за удилище, он тянет из воды что-то очень тяжелое.
– Коряга, небось? Того и гляди удочка треснет.
– Какая там коряга. Шевелится, дергает, честное слово. Помогайте!
Из узкой окуневой лунки доказывается острый, почти белый нос огромной рыбы.
– Рубить, что ли? – спрашиваю я, берясь за пешню.
– Погодите, как бы дело не испортить. Рыбка-то какая, а? Возьмите удочку, а я палец просуну.
Георгий Николаевич сбрасывает рукавицу, осторожно опускает палец в лунку и с натугой тащит рыбу. Показываются янтарные глаза, серебристо-фиолетовые щеки, но жабры не пролезают.
– Давайте вместе потянем, – с дрожью в голосе говорит Георгий Николаевич.
Мы запускаем два пальца под жабры и вытаскиваем на лед толстого, короткого судака, похожего на большую чурку. Удивительно спокойно лежит он на снежной подушке, лишь изредка пошевеливая жабрами и взмахивая широким хвостовым плавником с черными крапинками.
Сбегаются все наши рыболовы посмотреть на богатый трофей. Георгий Николаевич не успевает отвечать на вопросы. Все по очереди держат судака в руках и сходятся на том, что в нем не меньше полпуда.
Счастливый рыболов кладет судака в сумку и отправляется с нами в поисках новых рыбных мест. Но его тянет снова к старым лункам, и он спешно уходит искать другого такого же судака.
Много случайностей бывает на рыбалке.
Вечерам мы подходим к Георгию Николаевичу, нагруженные рыбой, пойманной после обеда, а у него все тот же утренний судак. Весь день простоял рыболов возле заветной лунки с тяжелой рыбой в сумке и не поймал даже маленького окуня. И все ждал, очень хотел быть первым среди нас.
Так вот бывает и на охоте.
Убьешь на рассвете из-под гончих по первому кругу здоровенного русака, сияешь от радости, товарищи глядят на тебя с завистью. А ты и выстрела больше не сделаешь за целый день, зато так намнешь плечи, словно тянул бечевой груженую баржу. Товарищи убьют под вечер по русачку и пойдут домой в веселом настроении, да еще над тобой посмеются.
Не радуйся, рыболов, легкой победе на водоеме! Утром – всегда день впереди. Крепко держись товарищей. Дерзай вместе с ними. Ищи!
НА ПОРОГЕ ВЕСНЫ
Поймал его мальчонка из Малиновки на большую мормышку. Узнали мы про леща, только о нем и разговариваем. Каждому приятно побороться с большой, сильной рыбой.
На тонкой леске, на какой даже приличного окунька тащить опасно, выхватить широкого; золотистого леща – то ли не радость?
Конечно, не все любят такую аккуратную ловлю.
Ефим Николаевич идет за судаком, но втайне надеется найти и леща. Ведь, рядом с судаком почти всегда ходит лещ, глядишь, и ухватится за красную шерстинку на тройнике. А то при взмахе удилищем, подденется за подбородок или за плавник.
Вот уж поскрипит тогда удилище в руках рыболова! Будто ему на крючок набросили ведро с водой и дергают его во все стороны.
Но судака нет, не видно и леща. Так вот и сидит без серьезного дела старый, опытный рыболов, машет удилищем, смотрит, как другие ловят окуней у самого берега, но с места не сходит, ждет своего часа.
– Лучше уж одного хорошего судачка поймать, чем такой мелочью пробавляться! – отвечает он на наши приглашения заняться окуньками.
Ефим Николаевич сдвигает на затылок коричневую егерскую шапочку, оправляет короткий потертый пиджачок ржаного цвета, покрытый многочисленными заплатами, и поудобнее усаживается возле новой лунки на высокое, узкое ведро.
Ласково греет мартовское солнце, глазам больно смотреть на ослепительно белый снег, после долгой ночной дороги клонит ко сну, взмахи удилищем становятся реже, тише.
И вдруг – гомон над рекой:
– Упал, смотрите – упал! – Кто упал?
– Ефим Николаевич с ведра свалился!
Пыхтя и отдуваясь, мы бежим к рыболову. При падении он уронил шапочку и теперь солнце играет на его лысине. Он стоит на коленях во влажном, рыхлом снегу, еле удерживая удилище, которое вырывает у него из рук весьма сильная рыба,
– Отпускайте леску, дайте рыбе ход!
– Держите так, никого не слушайте, леска выдержит!
– Отойдите, дайте человеку самому все обдумать! – наперебой кричат болельщики над самым ухом рыболова.
А рыболова трясет, как в лихорадке, леска подозрительно звенит у острой кромки льда.
Мы наклоняемся над лункой и замечаем, что большая рыба с удлиненным, сжатым с боков телом, никак не хочет заходить в ярко освещенную лунку.
– Вот так лещ. И чешуя меньше, и морда кверху загнута.
– Да, что вы! В этом язе фунтов пятнадцать. Не бывает у нас таких язей. И плавник не оранжевый, а темный.
– И уж, конечно, не щука.
Раскрасневшийся Ефим Николаевич, виновато улыбаясь, тащит рыбу, как на сцене, под пристальными взглядами острых ценителей. Нам все видно, что правильно, что неверно в его суетливыx, угловатых движениях, будто проверяем, как товарищ сдает трудный экзамен.
Кто-то заводит багорик под толстый, посиневший весенний лед, и на мокром снегу уже прыгает, обдавая нас холодными брызгами, огромный жерех с черной кромкой на хвосте.
Никто из нас ни разу не ловил зимой жереха. И мы решаем, под дружный хохот, что явился он не случайно. Надо же было кому-нибудь разбудить уснувшего рыболова.
Первая! Зимняя!!.. Ры-бал-ка-а-а!!! — Рассказы о рыбалке
О-о-очень полезно прочтитать перед выходом на лёд. Взято с Уралфиша, автор Marx (к сожалению имени не знаю).
“- Куда ты, мудило? – обветренное загорелое лицо сторожа выражало искреннее недоумение – я вчера на выходе буран утопил, да сам два раза по яйца ушел, пока к берегу бежал. Лёд говно в этом году, сети все снять не успел.
– Хуйня, дед. То буран , а то я, ты б еще на Ниве своей сети сымать поехал. Рыба-то идёт?
– Куда ж ей деться-то, рано поперла , тепло.
– Да ладно, я рыбалку обычно в мае заканчиваю, методика отработана, а сейчас середины апреля нет , так что не последний раз. специально отгул взял, так сказать , чтобы вкусить в гордом одиночестве, толпу не люблю, рыбалка – дело интимное.
– Ну , как знаешь, только предупреждаю – ухнешь , даже если увижу, спасать не пойду, позвоню , куда след, конечно, но не пойду, уж прости.
– Да не сцы , дед , МЧС я и сам вызову , если что , у них в заречном катер на подушке, да я и сам неплохо экипирован, ну купнусь раз, с кем не бывает, да и лёд еще . коль ты на буране гонял. В майну поди угодил собственную , хха, с пьяных то шар.
– Дурак ты! – закончил дед , пряча в карман протянутый, за стоянку , полтинник.
Натягиваю вейдерсы, застёгиваю спасжилет, складываю в санки барахло. Ну что , в путь.
Выхожу на лёд. Передо мной серое матово-поблёскивающее поле и лес на другом берегу, окутанный утренней дымкойю. Красота. Хох, даже наледь не сошла! Ступаю, шаг , другой, десять, иду, как по асфальту, за спиной санки гремят. Сотня шагов, вторая , для порядка крошу шабалкой намерзший за ночь лёд в попавшейся по пути лунке , меряю толщину .
– ё. дак лёд то еще. – Подстёгивает бодрячок, любуюсь всходящим над лесом розовым огромным солнцем, птицы поют , хорошо .
– Ёб твою маааааать. – все эмоции разносятся над водоёмом.
Иду минут сорок. Вот она , моя весенняя вотчина – залив на противоположном берегу. Подо мной и людом коряжник , а среди коряг – жирные судаки и лещи , крупные чебаки и окуни, прячутся и ждут мою мормышку, чтобы атаковать , дерзко , по-весеннему , загибая кивок и хлыст в лунку. Эти картинки, так милые сердцу законченного рыболова я видел всю зиму в беспокойных предутренних снах.
Даю десять лунок из глубины в залив, лёд сверлится как-то уж очень просто, не по-весеннему, отношу это на счёт новых ножей заслуженного шведа. Решаю пока не кормить. разматываю балалайку, цепляю пару мормышей. Опускаю осторожно. Метров восемь. Дно. Стучу – моментальный подъём, подсекаю , тяну , ура, тяжелое, короткая борьба и первый подлещик граммов этак на полкило прыгает на льду. Снова мормыш , вниз , но поклёвок в этой лунке больше нет. перехожу к следующей, потом дальше, доставая из глубины по одной – две рыбки с лунки, рыба разная, подлещики, судачки , окуньки. Видимо началась уже там , подо льдом весенняя веселая рыбья пляска. В последней лунке поклёвок нет. Солнце греет , жарко , вспотел , особенно под жилетом. Возвращаюсь на первую лунку, под ногами – асфальт, адреналин, если и был поутру, то сейчас покинул мою жопу окончательно, сбрасываю в санки неудобный жилет , продолжаю поход по лункам, полавливая понемногу. И вот оно – рыбацкое счастье. На последней лунке меня ждёт бешеный клёв белой рыбы , крупные чебаки и подлещики не дают мормышке опуститься! Поклёвки , сходы, обрывы, удачи, перевязывание мормышек , вываживание. Куча рыбы у лунки растёт. Руки трясутся, на леске что-то более чем достойное, приходится долго бороться ситравливая временами леску между зажатыми пальцами. Лещ. Несколько раз уходит из под лунки, наконец завожу, не лезет даже в размытую лунку. Багор остался в санках. Сую в лунку руку, выше локтя , потхватываю за жабры леща и выворачиваю , выкорчёвываю из лунки, вместе с водой и ледяными иголками. Красавец, за два килограмма. Лежит на льду открывает прот , шевелит плавниками и жабрами , любуюсь. Оглядываюсь вокруг , солнце перевалило зенит, надо льдом колышется марево, сколько же я душил эту рыбу, не отражая времени? Но полно , охота пуще неволи, снова спускаю снасть в глубину, но поклёвок больше нет , карнавал на этой лунке закончился, пора на новый круг.
Наматываю леску на руку, пытаюсь встать с ящика, опираюсь на левую ногу и. лёд рассыпается швейными иглами, как старый советский конструктор- подобие Лего. пытаюсь опереться на правое колено и. я в воде ! Так, не паниковать, я в жилете. Я в жилете. Блять, жилет в санках. Какого хуя. Не паниковать! Спасалки? где спасалки. Не паниковать . я забыл спасалки. Не паниковать! Успокоиться , выбираться, в вейдерсах воздух, он держит меня. Не паниковать. Так грудью на лёд , закинуть ногу, “Лего” рассыпаетя, Не паниковать! Так в другую сторону, там обязательно крепче! Спиной , ногами упереться в кромку. И. РРАз. Сука, “Лего” похоже хуже советского, в полынью скатывается пойманая рыба и плавает вокруг меня. Бляяяяяяяяять. не паниковать!, главное выбраться, надо в сторону жилета, ломать до твердого , я сухой пока. Ледяная вода обожгла грудь , потекла в ноги . Не набрать воды в вейдерсы. Держаться, не паниковать. пытаться выбраться , упираться , но не набирать воды, главное не паниковать. главное не паниковать. Блять, как же холодно. не паниковать, не набрать в вейдерсы воды, упираться, там жилет до него всего 50-70 метров, там обязательно твердый лёд, обязательно. Не паниковать , не набрать воды.
Лещ лежит на льду, у леща глаз , большой такой , блестящий , он на меня смотрит, чуть шевелит жабрами, теперь я тебя понимаю , брат . У леща глаз . У леща глаз. “Папа , а рыбка спит?”, спрашивает дочурка маленьким розовым пальчиком поглаживая леща. “опять тебе некогда машину помыть, после рыбалки , своей, простатит один от нее “- жена с распущенными волосами и любяще укоризненным взглядом . кризис среднего возраста. Блять , как же холодно , блять . Деньги . Ума не нажил . Не паниковать . Сколько же свечей на этом грёбаном торте. Чё ж я сделал то? . Не панико. холодно то как .. где телефон. У них же катер на подушке. ну где этот телефон? .. не паниковать. Есть же жилет . Не набрать воды. не набрать воды. У леща глаз . У леща глаз. у леща глаз. у леща пиздец. пиздец лещу. пиздец глазу.. телефону наверное тоже пиздец. Но у них катер на подушке , а у меня жилет .. не паниковать . блять , как же холодно . не паниковать . У леща глаз. У леща глаз. у леща.
Лещ открывает рот, в глазу леща появляется мутное пятнышко и растёт. растёт. растет.
9 апреля 2007 г.”
Вот так!
Источники:
http://www.fish-hook.ru/articles/skaz-o-tom-kak-ya-zimnyuyu-rybalku-brosal-6982/
http://www.proza.ru/2018/08/20/241
http://bayanay.info/index.php?newsid=3634
http://hobby.wikireading.ru/9
http://maxpark.com/community/6471/content/4916376
http://fion.ru/talk-new/showthread.php?t=91
