Рыбацкое упрямство?.. — Рассказы о рыбалке

Рассказ старого рыбака

• Автор:

Видеть результаты голосования (кто как голосовал) могут только пользователи с рейтингом выше 20.

Ю. Антонов — М. Дудин

Вечер, берег, костер, река Лепистке, мчащаяся сквозь дремуче-косматую тайгу, всю в пятнах рыжего лиственничника. На берегу трое.

Николай принес воды. Поправил над огнищем таган, повесил чайник. Присаживаясь на выбеленную водой и солнцем коряжину, посмотрел на молчаливых своих товарищей, чуть заметно улыбнулся, спросил:
— А что, раньше таймени крупнее были?

Знал Николай, что нужно сделать, чтобы вечер у костра был интересным — всего лишь сказать одному из стариков: «Расскажи Палыч про старину», или другому: «А Леписке, Викторович, лучше, чем Подкаменная Тунгуска?». Спартак Павлович с Константином Викторовичем старинные друзья. Один вырос на Лене, и всю жизнь мотала его авиационная судьба по просторам Якутии. Родина второго — Новосибирск, он геолог и истоптал за свои пятьдесят восемь добрую половину всей Сибири. Стоит одному рассказать какую-нибудь историю, другой тут же расскажет что-нибудь еще интереснее. И так, перебивая друг друга, они могут рассказывать часов по пяти кряду.

Вот и сейчас, две пары не похожих глаз одновременно уставились на него и два очень не похожих лица как-то неуловимо изменились.

— Я слышал, что и двести килограмм не предел был. — продолжил Николай.
— Ну, про двести, не знаю, а вот полтораста сам ловил, — первым откликается Викторович.

Спартак качает головой, усмехается:
— И где ты такого ловил?
— На Подкаменной Тунгуске.

Спартак хватается за живот, который содрогается от смеха, лицо багровеет.
— Чего орешь, как козел во время гона? — Кричит Викторович, бледнея.

Внешне друзья очень разные. Спартак большой, толстый, крупная голова украшена, хотя и седыми, но кудрями. Нос картошкой на левой щеке бородавка. Викторович напротив, невысок, поджар, лыс, голова маленькая, нос крючком.

— Да врешь ты все! Откуда в этой Тунгуске таким тайменям взяться? — вытирая глаза от слез говорит Спартак.
— Сам-то ты, хрен старый, и такого не ловил!

Нужно отметить, что Спартак на самом деле был старше Викторовича на четыре года, потому частенько именовался другом не иначе как старым хреном.

— Ловил, ловил, — говорит Спартак, — но не об этом речь. Колька спрашивает, какие раньше таймени были, а не каких мы с тобой ловили. А я вот своими глазами видел рыбину поболи двух центнеров, да еще и убийцу.
— Ну да?! — Делает недоверчивое лицо Николай.
— Ну-ну. — бормочет Викторович — сейчас набрешет.
— И было это в одна тысяча девятьсот сорок пятом году. Как раз меня в армию должны были забрать вместе с Вадиком Необутовым.
— Во дает! Ты же не служил в армии! — восклицает Викторович.
— Я же не говорю, что служил. Я говорю, должны были забрать. — Спокойно отвечает Спартак, поворачивается к Николаю и продолжает. — Тогда в устье Тумары рыбы много всякой было, и таймень, конечно. Наш участок рыбалки был по границе острова Ходжох, что в устье Алдана, до острова Ары, что повыше Батамая. По Лене и Алдану ходили на дощаниках, скрипя веслами на всю округу.
— Дощаник, это как баркас?
— Нет, полегче будет. На Лене тогда их называли «илимка». Такая плоскодонка с прямыми боками из трех набоев, острым носом и прямой кормой. А вот в быстрые реки заходили, конечно, на ветках*. Я это к чему говорю-то. К тому, что на ветке приходилось рыбу из сетей выбирать. А сети такие, что и не знаешь, что в них попасть может.
— И что за сети такие волшебные у вас были? — с ехидцей спрашивает Викторович.
— Не волшебные, а двустенные — ряжные. Частик с ячеей на пятьдесят, а ряж на триста и нить такая, что ни одна рыбина не порвет. Война хоть и закончилась, а план по рыбе не снижали, велено было ловить все подряд, вот мы и плюхались там с утра до ночи. Нас трое молодых было и один дедок, вроде наставника по-нынешнему. Сети дед чинил, рыбу солил, готовил нам. А мы по сетям, и все на веслах да на шестах. Ладони у меня как подошва у сапога были и мышцы на руках как у тяжелоатлета.
— Ага, Жаботинский засушенный! — не преминул вставить Викторович.
— Был среди нас Юра Морозов, он на годик помладше нас был, но парень крепкий и серьезный, в общем как все молодые ребята того времени. Он как раз в тот день проверял сети в устье Тумары. Как там все на самом деле было, никто не видел, конечно. Но, восстановить событие можно было, по уликам, как теперь говорят. А улики были такие: огромный таймень в сети, пойманная ниже устья Алдана Юрина лодка и труп Юры, найденный на берегу в полукилометре от обитаемой избушки.
— Труп на берегу, тогда, причем тут таймень? — заинтересовался рассказом Викторович.

Спартак начал рассказ, а перед Николаем вставала как живая картина: по быстрой реке, вдоль самого берега, преодолевая течение, плывет на юркой лодчонке молодой здоровый парень. Вот он проплывает над подтопленными наплавами сети, разворачивается, кладет весло поперек лодки и, наклонившись к самой воде, подхватывает шнур. Крепкая рука чувствует сильные рывки рыбины. Он не спешит, не радуется добычи, это его работа, тяжелая работа. Перебирая руками по поплавочному шнуру, медленно подкрадывается к рыбине. Вот она! Зацепившись за толстую ряжную нить губами, рыбина изредка дергает огромной головой. Такого мне не поднять, — думает рыбак, — и оглушить нечем… ни ружья, ни багра, одни руки. Может завести вокруг него свободный конец сети и как неводом вытащить на берег? Так и сделаем!

Рыбак направляет лодку вдоль сети и оказывается прямо над тайменем. Таймень будто услышав мысли человека, заворочался, повел хвостом, изогнулся и метнул свое упругое тело вперед. Красный как лопата хвост мелькнул над водой и ударил в борт лодчонки. Рыбаку повезло, лодка перевернулась ниже сети, и он не угодил в страшную паутину. В воде Юра разглядел устало двигающиеся жаберные крышки, темно-серебренную чешую и крапины пятен на боку хозяина северных рек. Через мгновение он вынырнул, судорожно глотнул воздух, заработал руками и ногами, направляя наливающееся с каждым мгновением тяжестью тело к ближайшему берегу. В свете солнца вспыхивают брызги близкого переката. Кипит речная коловерть. Но рыбаку не страшно — не впервой! Июль не октябрь, и искупаться можно. Вот коснулся ногами дна, попытался встать, но бурный поток сбивает, несет. Тогда он поворачивается на правый бок, спиной к течению, пытается нащупать дно, и не достает. Гребок, другой, третий. Резкая боль вонзилась под правое подреберье, неожиданно, предательски, там, где её не ждали. Вопросы проламывались в сознание: «Что это? Почему меня не несет? Кто меня держит? Зачем?» Вода переливалась через тело, захлёбываясь шарил человек взглядом в пузырящейся воде и ничего не видел кроме темного пятна. Руки сами потянулись к правому боку и наткнулись на твердое, гладкое, круглое, скользкое, что вошло в него с такой болью.

Топляк! — мелькнула догадка, — Замытый топляк! И меня насадило на него как кусок мяса на рожон!

Хотел закричать, но ужас выдавил из легких весь воздух. Руки сами сделали то, что должен был им подсказать разум. Старательно зажимая глубокую рану, откуда медленно сочилась густая, черная кровь, свободной рукой Юра подгребал, помогая течению вынести его на берег.

На берегу тело казалось бесконечно тяжелым, в ушах шумело. Человек упал на теплые камни и закрыл глаза. Когда наступила тишина, молодой рыбак открыл глаза. Над ним был голубой мир, просторный и загадочный, огромный и холодный. Юра с трудом, превозмогая боль, перевернулся на левый бок, приподнялся, опершись на одну руку, и увидел под собой лужу крови.

— Ох как болит, — подумал он, — пропаду тут и не узнает мама как это случилось. Нет уж, нужно попробовать добраться до людей.

Затаив боль, рыбак попытался подняться и встать на ноги, но крепкие ноги так ослабли, что не удержали его. Он ткнулся грудью в гальку и задышал часто, с присвистом. Сердце выстукивало с перебоями и все глуше и глуше. Лежа неподвижно он думал: «До жилья далеко. Сколько же шагов? Тысяча, полторы. Ноги не идут, поползу… а там лекарства, спирт, наконец, который может и силы хоть на время восстановить».

Собрав силы, пополз. Он производил судорожные движения и толкал своё тело вперед, подобно гусенице. Следом за ним, на мелкой гальке, оставалась, точно пропаханная борозда.

Юра полз, делая частые остановки, припадая всем телом к земле, тыкаясь в камни головой, теряя каплю за каплей источник жизни — кровь.

Внутри все горело. Но ползти к воде значило удлинить путь. Стремясь унять странный огонь, пылавший внутри, он пытался глубоко дышать прохладным речным воздухом. Но чувствовал, силы совсем покидают его. И все-таки, он всё полз и полз, движимый вперед не столько мышцами тела, обмякшими, потерявшими упругость и силу, отказывающимися повиноваться, сколько последним напряжением воли.

И расстояние постепенно сокращалось. Рыбак видел мыс, на котором стоял домик скрытый густым ельником.

Ему оставалось метров триста, когда он уткнулся головой в холодный скользкий валун. Пытаясь обползти его, уперся рукой в шершавый бок, дрожащими коленями оттолкнулся от гальки, слыша нарастающий стук молотков в висках и видя перед глазами пляшущие разноцветные огоньки, приподнялся со стоном, и вдруг, острая резкая боль полоснула грудь. На какое-то время он увидел мыс и затуманенную даль, но потом все слилось в глазах. Он сильно вдохнул в себя всей грудью прохладный воздух тайги и закричал:

— Люди-и-и! — но крик его, слабый короткий, как вздох, оказался не слышным.

Он лежал лицом к небу и был уже равнодушен к уходящей из его тела вместе с кровью жизни. Невыносимо острая некоторое время назад боль в груди перешла в тупо колющую, потом в ноющую и наконец стихла. Юра почувствовал что-то вроде облегчения. Тело его начало наливаться приятно-слабой истомой. Но в глазах, глубоко запавших и окруженных чернотой, еще слабеньким огоньком светилась жизнь.
Ему чудилось детство, и печальная улыбка застывала на лице, веки смежились, будто наваливался сон. Прошло еще сколько-то времени, и жизнь его погасла вместе с короткой вечерней зарей.

Огонь костра темнил все вокруг. Чем ярче полыхал огонь, тем, казалось, ближе придвигалась к костру ночь и обступала сидящих вокруг людей. И одновременно все выше и выше поднимался черный купол неба. Огонь лизал, жадно огладывал сухие палки, зло шипел, фыркал, с треском выбрасывая из костра снопы искр.

— Ты откуда Колька сосновую дровину притащил? — спрашивает Спартак, Ишь какую искру даёт, того и гляди штаны прожжет.
— А?! — встрепенулся Николай, понимая, что рассказывать о молодом рыбаке Спартак давно перестал. Он с трудом сообразил, о чем его спросил Палыч, и ответил. — А как разберешь-то, листвяшка, береза или сосна. Все водой выбелено и отполировано.

Костер разгорался все ярче, все жарче, как бы вызывая на поединок осенние холода. Но понадобилось бы слишком много огня, чтобы, хоть на четверть градуса повысить температуру. Холод отступал лишь на какие-нибудь три метра от костра, а дальше властвовал лишь он один — холод верхоянья.

— И да сохранит нас Господь от дел, ведущих к сожалению и огорчению. — Тихо проговорил Викторович, подхватил с тагана чайник, предложил — Может по маленькой?

Спартак и Николай протянули ему свои кружки.

— А вот у нас на Подкаменной Тунгуске такой случай был….

* В е т к а — русское название, применяемое к небольшому челноку, долбленому или сшитому из трех досок; восточнее Енисея применяется к обоим этим типам, в Северо-Восточной Сибири — обычно к сшитому челноку.

Рыбацкое упрямство?.. — Рассказы о рыбалке

Петя с отцом и матерью переехал из города в таежное село. Все здесь было для мальчика интересно, особенно речка Студеная. Вода в ней холодная и прозрачная: с берега видно, как рыба плавает.

Пете еще никогда не приходилось видеть живых рыбок, разве только в аквариуме. Но в аквариуме они вялые, плавают медленно, а здесь так и снуют. Петя глаз не мог оторвать от юрких рыбешек, и очень захотелось ему поймать хоть одну из них. Он сделал удочку: к толстой сучковатой палке привязал крепкую нитку, купил в магазине самый большой крючок и ранним утром отправился на рыбалку.

Над Студеной стоял густой туман. В воздухе пахло сеном и парным молоком. Было очень тихо, лишь далеко где-то гудел трактор. Пета зябко пожимал плечами, хотя надел ватник, — это оттого, наверное, что он немного волновался.

Петя думал, что пришел самый первый, но, оказалось, на берегу уже сидело много незнакомых ребят с удочками. Они встретили нового рыбака насмешками:

— На какую это рыбу у тебя удилище-то?

— А посудина-то для полупудовой щуки.

Петя обиделся и отошел от ребят. Остановился он у тихой заводи. Здесь Студеная делала поворот и замедляла движение. На берегу росла длинная острая трава, ухватишься — руку порежешь. Петя постелил на траву ватник, сел и закинул леску в воду. Хорошо!

День был солнечный. У южного горизонта — мелкие и редкие, похожие на разбросанный пух, облака. В северной стороне облака темные и по ним как граблями провели: стоят рядами. А над головой чистое голубое небо.

Вдоль берегов Студеной много кустарников. За кустарниками — луга, сплошь усеянные цветами.

Поплавок вдруг стал подергиваться, потом пошел куда-то в сторону. «Клюнуло», — радостно подумал Петя и выдернул леску. Над водой блеснула рыбка, плюхнулась в воду и исчезла. Поплавок опять заходил по воде. Мальчик снова дернул леску, и рыба вновь сорвалась.

До того было обидно, что Петя почувствовал, — сейчас заплачет: почему ему так не везет.

Он сначала не заметил маленьких рыбок с темными спинками — пескарей. Присмотревшись, увидел, что пескарики набрасываются на червяка со всех сторон. Вот одному из них удалось схватить свободный конец насадки, но, когда Петя дернул леску, пескарь сорвался. Срывается он потому, что маленький, не может заглотить даже часть большого крючка. А без крючка его вытянуть трудно.

Петя забросил леску поближе к берегу и увидел, как рыба вцепилась в насадку.

Быстро дернул… В воздухе пескарь сорвался, но упал не в воду, а на берег. Мальчик схватил рыбку и опустил в ведерко с водой, а потом долго смотрел, как она плавает.

Больше Пете не удалось ничего поймать. Он решил, что все зависит от места.

…Невдалеке было маленькое озерко. Подойдя поближе, Петя увидел, что озеро глубокое. Оно соединено с речкой широкой протокой.

«Может, здесь порыбачить?» — подумал Петя.

Он выбрал самого большого червя и насадил его на крючок. Леску закинул в озерцо.

Не клюет! Поплавок из коры спокойнехонько лежит на воде рядом с какой-то грязной щепкой. Хоть бы дрогнул…

Посидел-посидел Петя и пошел по берегу Студеной: лучше погулять немного, цветов нарвать. В полкилометре от озера он увидел старика в выцветшей добела солдатской гимнастерке.

Петя подошел поближе.

— Уже часов пять сижу, — пожаловался старик, — а еще и полведра не наловил.

Полведра. Видали?! Да если б у Пети было полведра.

Старик охотно рассказывал о премудростях рыбной ловли:

— Очень большой крючок у тебя, говоришь? И леска толстая? А мне кажется, лучше в этой речке удить с маленьким крючком. Здесь много мелкой рыбешки. Вот на Тоболе с твоей снастью дело хорошо пойдет — там рыба крупная.

Петя внимательно слушал. Уже вечерело, стало тихо и прохладно. В заводи что-то булькнуло.

— Щука за рыбой охотится. Она, брат, прожорливая, даже утят ест. Плавает утенок, щука его из воды хвать… Был на воде утенок и не стало утенка. Если подцепишь щуку, не торопись вытаскивать: может сорваться.

Старик долго еще рассказывал Пете о повадках различных рыб, об уловистых местах. А потом вдруг спросил:

— Ты что же, парень, удочку-то оставил без призору — у нас, рыбаков, так не водится…

Когда Петя подошел к озерку, чтобы смотать леску и идти домой, поплавка не оказалось. Острый конец удилища на вершок ушел в воду. Первая мысль была — одним рывком выбросить леску. Но Петя тут же одумался и потянул осторожно. Что-то тяжелое, наоборот, тянуло в глубь озера. Рыба?! Большая! Петя крепче сжал удилище.

Очень долго рыба не показывалась на поверхности, кругами ходила по дну. Петя легонько подтягивал к себе леску, потом потянул ее обеими руками и выбросил на берег большую черную щуку.

На траве рыба начала подпрыгивать, трепыхаться. Петя не знал, что в таких случаях щуке «ломают лен», то есть переламывают ей хребет у самой головы. Можно было бросить щуку в ведерко и прикрыть ведерко чем-нибудь или сесть на него, но Петя не догадался и этого сделать. Он оттащил рыбину подальше от воды, на поляну, и прижал ее коленом к земле.

Вдруг мальчик почувствовал, что кто-то подошел к нему, он поднял голову и увидел знакомого старика.

— Ай да улов! — удивился старик, — Посчастливилось тебе. А место для щучки-то вроде бы неподходящее: озерко весной во время разлива появилось. Если б щучка осталась здесь, зимой обязательно погибла бы.

— Почему? — спросил Петя.

— Протока до холода пересохнет. Озеро покроется толстым льдом, воды останется мало, кислорода не будет, а без него погибает рыба. Да, — добавил старик, покачав головой, — говорят, щука самая хитрая рыба. А скорее всего самая глупая — всюду лезет.

А Пете все равно, глупая щука или умная. Настоящая большая рыбина лежала у него в ведерке, черная, как головешка.

Обратно Петя шел мимо злоязычных рыбаков. Он вынул щуку из ведерка и держал обеими руками. Мокрым рыбьим хвостом нарочно задел крайнего мальчика: смотри, мол!

Ребята глазам своим не верили:

— Митюха, глянь-ка, вот это здорово!

— Эй, парень, садись завтра у нашей заводи!

Петя был счастлив.

Жили-были два мальчика. Звали одного Юрка, другого — Ефимка. Оба белобрысые, большеголовые, похожие друг на друга, как родные братья. А по характеру разные. Юрка — лихой парнишка, любит сражаться на деревянных саблях, читает книжки только о приключениях. В прошлом году он неудачно прыгнул с крутого берега Тобола и с той поры немного прихрамывает. Ефимка — медлительный мальчик. Когда на него смотришь, то создается впечатление, будто его только что разбудили. Но Ефимка так же, как и Юрка, большой озорник. Впрочем, чаще озорничает Юрка. Он недавно сломал ветроуказатель, который построил Ефимка, сбил Ефимкиного бумажного змея. А какой хороший был змей! В ветреную погоду он взвивался в небо так высоко, что выглядел с земли не больше спичечной коробки.

Если бы Ефимка был сильнее Юрки, он бы ему показал! Но только одного Юрку во всем селе и побаивался Ефимка. У кого силы мало, тот обязательно на хитрость пойдет, так и Ефимка. Он знал, что Юрка любит рыбачить и самым хорошим местом для рыбалки считает устье речки Пихтовой. Здесь тьма-тьмущая мелкой плотвы. Юрка берет с собой три-четыре удочки, садится на березу, которая склоняется с высокого берега над водой, и начинает удить. Плотва топит все поплавки, Юрка обеими руками выбрасывает лески, они запутываются, рыбешка срывается в воду. Не ужение, а мука. Но Юрка любит беспокойную рыбалку. В такие минуты он забывает обо всем на свете.

Забавные рассказы рыбаков

На нашем сайте собраны забавные рассказы рабаков. Читаем, улыбаемся, а может даже и смеемся!

Брожу я по камышам на “лягушатнике” сегодня. В такие места залазил что трудно передвигаться было, но это цветочки. Чуть заикой не стал!
То там шлепнет то там ударит и все почти у самых ног только по шевелению камыша видно куда щука побежала. Пару раз чуть не подпрыгивал. Довольно далеко седит щука от открытой воды. Метров 10 в тростнике. Нашел местечко, обломал камыш, тихонько что бы не мешал. Пока искал место спугнул одну. Ну так вот. Вертушку не хотел бросать мелко было и травы много. Поставил воблер, советский пенопластовый. Закинул, тяну а на пути воблера тростник поперек плавает. Ну думаю зацеплю воблером и вытащю что бы не мешался. Тока зацепил и … из под него щучка грамм 600-800 задом каааак выпрыгнет Вся! Целиком! Я чуть со смеху не уписался. Такая смешная картина была. Удрала короче. Ну я думаю раз спугнул то нечего здесь делать кину пару раз и пойду. Кидаю и одним глазом заметил с лева волны. А воблер уже у меня из воды выходит. Мальки, раз по сторонам, воблер вытаскиваю и эта щучка аж вылетела за ним. В воздухе потрепала воблер и выплюнула.Ну дамаю ща я тебя. Стал обкидывать все вокруг. И опять трасник на пути воблера. Только к нему подошел, всплеск и щучка ушла. Ну думаю все каюк тебе раз ты такая! Бросал бросал и на сей раз все впустую. Наверно надоели эти приколы ей и ушла она. За то я зацепил воблер за тросник, такой олосатый, дергал – дергал, щлепок и полетел мой любимый воблер к ебеням за спину в камыши.
Пришлось дальше ловить на вертушку. Вот такой цирк со мной приключился.

Рыбак рассказывает приятелям:
– Как-то раз кончилась у меня на рыбалке наживка. И вдруг на земле я заметил ужа, из пасти которого торчала лягушка. Я вынул из него эту лягушку, разрезал на кусочки и стал удить. Но чтобы как-то компенсировать ужику потерю, я достал фляжку и влил ему в пасть несколько капель водки. Прошло немного времени, и я почувствовал, как кто-то трётся о мой башмак. Нагнувшись, я увидел… того же ужа. В зубах у него было три лягушки.

Вывел дед внуков на рыбалку. Он с рюкзаком на плечах и нас пятеро за ним след в след, как утята за уткой, продвигаемся к месту ловли. Удочки с собой не брали. Всё необходимое (леска, поплавки, грузила и тройные крючки) у деда в рюкзаке. По дороге поем/пытаемся петь походные песни, изредка отвлекаясь на живописные места и комментарии деда. И вот мы на месте.
Пока дед вяжет леску к срубленным палкам, мы кушаем бутерброды и обсуждаем предстоящий улов, делим шкуру неубитого медведя.
По факту сборки поплавочного удилища каждый из нас сажает на тройной крючок по червяку и так же самостоятельно делает заброс в воду. Смотрим на поплавки, параллельно слушая дедовские истории. Клева нет, но дед показывает нам разводы на воде, доказывая, что в этом месте рыба есть и улов будет 100%.
– Парни, на уху мы точно поймаем. Дуйте за сухими ветками и берестой.
Собрав хворост и сложив его в кучу, совместно с дедом развели костер, он поставил рогатки, вытащил из рюкзака котелок. Сидим дружно у костра и жарим хлеб на ветках, благополучно забыв про снасти.
Дед, докурив самокрутку, посоветовал нам проверить крючки на наличие наживки. Не поверите, у каждого из нас на крючке болталось по рыбёхе. Дед как в воду смотрел перед тем как заверить нас, что улов будет 100%-ым. Радости и детскому визгу не было границ. Сравнивали все параметры, пытаясь выяснить чья рыба самая большая, а дед молча покуривал самокрутку, улыбаясь и изредка подшучивая над нами.
P.S: Кстати, уха из замороженного минтая получилась очень вкусная, за уши от кружки не оторвать. Отдых на природе тоже вышел на славу.
И лишь спустя 3-4 года, а некоторые и позже из-за разницы по возрасту – стали осознавать, что минтай в наших краях не водится, а замороженная рыба без головы на крючок не клюёт.

Эту историю рассказал мне один хороший приятель. Верю я ему на все 100%
Произошла это в начале 2000-х на Волге. В то в время мой приятель начал увлекаться дайвингом и подводной охотой. Было начало лета, и понырять с аквалангом в Волге, поглазеть на живность и поохотиться можно было легко, т.к. вода была еще чистой и не цвела. Довелось тогда моему приятелю дружить на почве дайвинговой мании с Андреем Макаревичем, да-да, тем самым Макаревичем. Они взяли напрокат небольшой пароходик, взяли все снаряжение и отправились в небольшое путешествие по многочисленным протокам и островкам. Благо, что в Саратовской области Волга в разливе в ширину где то 12-15 километров и есть сотни островком и небольших проток, где можно легко затеряться и наслаждаться рыбалкой вдали от цивилизации.
Пройдя долгий путь до заветного места, поныряв, поохотившись с удовольствием и подстрелив немного крупных щук они собрались обратно в путь. Время подходило к вечеру. Сидя на корме и любуясь природой они вдруг заметили на соседнем островке у воды несколько палаток и компанию рыбаков, которые что-то варили в котелке, рядом стоял небольшой раскладной столик, на котором кроме слегка поблёскивающих в закатном свете стаканов и бутылок водки из еды ничего и не было. Видно давно ребята отдыхали. Андрея Макаревича, доброй души человека, вдруг посетила идея:
– Слушай, а давай я сейчас доплыву до мужиков. подкину им нашу улов, все равно мне его девать некуда, да и поболтаю с ними немного.
На что мой приятель окинул еще раз взглядом всю эту рыбацкую компанию и сказал:
– Андрюша, вот представь себе такую картину. Мужики третий день на острове, вдали от людей, сидят и беспробудно пьют. Да они кроме своих опухших синих лиц больше ничего не видели. Как думаешь, что будет, когда из воды перед ними внезапно выйдет Андрей Макаревич в акваланге и скажет: “Привет мужики, как рыбалка?”. Пожалей бедных рыбаков, пожалуйста.

Был в командировке в Анголе. Изготовил из половины ручки швабры и сварочных электродов гарпунчик-трезубец.
Маска, ласты, трубку в зубы и нырнул с торца плавучего дока. Док, если смотреть на него спереди или сзади, напоминает перевернутую букву П, высотой бортов метров 10 над водой. А с торцов соответственно примерно 30 см над водой. Удобно вылезать из воды. Плыву вдоль дока, пытаюсь рыбку на гарпун насадить и вдруг, из под дока выплывает акула. Эти 50 метров греб как сумасшедший. Швабру не помню как и где бросил. Выскочил на палубу реально как пингвин. Потом сообразил, что акула небольшая была. Не более метра. Через пару дней успокоился и изготовил из остатков ручки швабры еще один гарпунчик. Плаваю на пляже, пытаюсь рыбку на гарпун насадить и вижу, как из норы в нагромождении бетонных блоков-волнорезов высовывается голова мурены. При моем приближении открывает пасть-клюв, пугает и предупреждает типа. Глубина метра 3 или 4. Ныряю и всаживаю гарпун ей в голову. Из норы начинает выползать остальное тело. Большое тело. По мере выползания тела меня охватывает ужас. Бросаю вторую половину швабры и опять рву когти. Результат: испорченный инвентарь и подорванные нервы.

ЖОР или короткие рыбацкие рассказы

В последних публикациях на сайте прошла волна рыбачьих историй. Я не отношу себя к заядлым рыбакам, но жить на Волге и не рыбачить, это всё равно, что гулять по саду и вишенку в рот не положить.

Вначале 80-х целый месяц стояла удушающая жара, от которой страдали все вокруг от растительности до животных. Друзья уломали меня вылезти из раскалённых джунглей города и провести зорьку на природе, да ещё побаловать себя рыбалкой. С товарищем вечером перебрались на левый, не застроенный берег реки с планами порыбачить утром. Неожиданно начал накрапывать долгожданный дождик, который впрочем, не помешал нам, т.к. товарищ вытащил купленную п.э. пленку, сваренную в виде трубы. Под защитой этой плёнки и шума падающих капель мы мирно заснули и проспали до рассвета. Ранним утром мы выяснили, что дождь прекратился, но сильно похолодало и поднялся ветер, разогнавший на Волге крутую волну. Мой товарищ предполагал с берега «на резинку» потаскать жирную чехонь, а я рыбачить с лодки «на кольцо».

Холод, ветер и волна, сильно поубавили моё желание выходить на открытую воду, но где «наше не пропадало». Сбросив на воду, предварительно накаченную лодку, я выгреб не очень далеко от берега и бросил якорь. Люди старшего поколения, наверное, помнят надувные лодки производства резиновой промышленности СССР. Страшно тяжёлые, с толстыми стенками они имели баллоны малого диаметра. Это сразу позволило волнам захлёстывать внутрь лодки воду. Чертыхаясь, я опустил кормушку, и размотал две зимние удочки, насадил червя и опустил крючок за борт. И тут случилось неожиданное, не успел крючок опуститься на пару метров, как последовал рывок и приличный подлещик оказался у меня в лодке. И понеслось. Рыбачить на две удочки оказалось невозможно. Бросив крючок за борт можно было сосчитать до трёх, и на счёт три на крючке висела рыба. Именно висела, не нужно было даже подсекать. Я как в бреду таскал рыбу раз за разом. Это была в основном бель. Подлещики, подязики, крупная плотва и чехонь. Один раз вытащил крупного пескаря длиной сантиметров двадцать пять. Что для меня было полной неожиданностью, т.к. пескарь любит чистую воду, а вода на Волге уже в те годы чистотой не отличалось. Давно исчезли в Волге пиявки, раки и пескари, чему я был свидетель в школьные годы.

Я очнулся от наваждения, когда обнаружил, что не могу насадить на крючок червя. Я сидел в лодке полной воды, сам насквозь мокрый и закоченевшие конечности совершенно не гнулись. Клёв продолжался, но «жадность губит фраера». Одеревеневшими руками я снялся с якоря, и еле двигая веслами, направился к берегу поправлять здоровье, благо было чем. Ведро рыбы я надёргал, завялил, и долго потом приглашал друзей на пиво, скрашивая пивцо рассказом о «ЖОРЕ» рыбы свидетелем которого я оказался один раз в жизни.

Однажды двигаясь на моторке на вечернюю зорьку в составе теплой компании в один из волжских затонов. Кругом на лодках стояли рыбаки и оживлёно таскали рыб. На одной из «Казанок», мимо которой мы проезжали, рыбак энергично вываживал из воды видимо крупную добычу. Неожиданно он издал вопль ужаса, как ужаленный заскочил на нос катера и там застыл. При этом он продолжал издавать крики о помощи. Заинтересовавшись таким поведением, мы подрулили к нему. В лодке извивалось длинное и толстое змееподобное тело. С большим трудом мы определили, что это был угорь. Рыба не типичная для Волги, но по построенному Волго-Балтийскому каналу стала осваивать новые регионы. Я второй раз был свидетелем поимки этой рыбы на Волге. На предложение рыбаку отдать её нам он с радостью согласился, предоставив снимать её с крючка нам. За давностью лет, я не помню её вкус, но говорят, в копчёном виде он восхитителен.

Рыбацкое упрямство.

Меня давно занимал вопрос: в какой момент упорство превращается в упрямство. Где тот межевой столб, где та граница, после пересечения которой азартный исследователь вдруг превращается в скучного натурального консерватора? Вчерашний непоседа – в домоседа, недавний бойкий юноша – в нынешнего малоподвижного старика… И вот вчера, кажется, я нашёл ответ на этот вопрос! Эта граница проходит по Днепру около небольшой смоленской деревушки.

Вот, спрашивается, какого лешего меня снова занесло в эти края, куда впервые я приехал пару лет назад с друзьями, поддавшись их уговорам и рассказам о громадных лещах? В это, теперь знакомое до последнего кустика место, где ноги на спуске уже сами, по привычке находят удобные ступеньки в густой траве? Где уже хорошо изучен профиль дна реки, где знаешь, как занести удилище для заброса, чтобы не зацепить ветки ивняка, где местных бобров уже научился узнавать в лицо и аисты в соседних полях тебе кивают головами как хорошему знакомому… И откуда я, увы, уже неоднократно возвращался с пустым садком, без улова, что, в общем-то, тоже стало моей привычкой. Что я там снова потерял?

Что за радость такая, скажите мне, – смотреть часами на неподвижные кончики фидеров и ждать, ждать. Ждать при солнце и при луне, ждать на закате и на рассвете, на жаре и в ночной прохладе. Снова и снова забрасывать снасти, менять насадки, менять ароматы, менять глубины в надежде найти рыбу на широких просторах бесстрастной реки. Ругаться – вначале тихо и про себя, потом начинать бормотать вполголоса, ворчать, ещё сдерживаясь, ещё веря в недалёкую удачу. И только на границе последнего терпения гаркнуть на всю реку что-нибудь непечатное, что-нибудь забористое и образное! Да так крикнуть, чтобы слово то эхом прокатилось меж высоких берегов вверх и вниз по реке до широкого изогнутого плёса и исчезло за ним отголосками далёкой грозы. Потом успокоиться, жадно выкурить новую сигарету, чувствуя, как уходит злость и выравнивается дыхание. Затем громко хлопнуть себя по коленям, шумно и резко выдохнуть, встать с сидушки и начинать всё сначала: подмотка, наживка, кормушка, заброс… И так раз за разом… До следующего приступа отчаяния. Что за радость в этом?

Только одно может оправдать это самоистязание, этот рыбацкий мазохизм – надежда на то, что вот-вот всё изменится, кончик удилища вдруг резко качнётся и отстрелит назад, разбудив молчаливый колокольчик, а потом, после небольшой паузы, закачается, заливаясь радостным звоном, отвечая на рывки невидимой пока рыбины.

Сердце заходится в секунду, ты срываешься с места, подхватывая комель удилища… Подсечка… И такое долгожданное тупое, вязкое сопротивление с другой стороны лески. Время исчезает, всё, что болело или мешало, отлетает прочь, как и не было: у тебя остаются только руки, держащие удилище и вращающие катушку! И ещё глаза, выискивающие на поверхности воды первые признаки появления долгожданного трофея! Первый бурун, закрученный широким хвостом, первый опасный всплеск и, главное – силуэт рыбы в желтоватой воде!

Ты на автомате чутко реагируешь на любое усилие с той стороны: подаёшь удилище вперёд при рывке, наклоняешь его, отдаёшь обратно леску при сильной, отчаянной потяжке, но продолжаешь упорно подтаскивать рыбину к берегу… Вот уже левая рука нащупывает рукоятку подсака, вот он уже в воде и ждёт медленно наплывающее тело леща. Рыба ещё сильна, ещё сопротивляется, переворачиваясь с боку на бок, пытаясь уйти в спасительную глубину…

Сердце стучит уже где-то в глотке, ты постоянно сглатываешь его, пытаясь вернуть на привычное место под рёбра, но оно не слушается и всё норовит выскочить наружу! Лещ всё ближе и ближе к широко открытой пасти сачка… Напряжение нарастает с каждым мгновением, а пульс уже не поддаётся разумным цифрам…

И вот ОНО! Наступает секунда, когда тело рыбины уверенно переваливается за обод подсака, ты тянешь его на себя… Всё. Конец. Есть. Рыба бьётся в надёжной сетке, ты тянешь её к берегу и с усилием (чем большим – тем лучше!) вытаскиваешь сачок из воды… Я-я-я-я-я-я-я-я-я-язььььь! То есть, тьфу, – ле-е-е-е-е-е-е-е-е-щ! Всё!

Уже можно опять дышать – сердце не спеша опускается на своё место, по инерции выбивая по рёбрам железнодорожную чечётку, и к тебе потихоньку начинают возвращаться все остальные отмершие на время чувства. Мир снова расширяется до пейзажных картин, снова становятся слышны голоса птиц в соседних кустах, жужжание назойливых оводов или комаров, ты снова начинаешь различать запахи реки, летних цветов и, главное, пряный и чертовски приятный запах свежей рыбы, тяжело ворочающейся на траве…

Так может быть, в этом причина моего постоянного возвращения? Я ведь видел здесь такие поклёвки, переживал их, вспоминал потом, ворочаясь перед сном. Живет ещё память о редких лещах, пойманных здесь. Может, мне просто хочется ещё раз пережить эти ощущения? Пережить именно здесь, где трофей редок, а потому, видимо, особенно ценен.

Ведь побороться с завидной рыбой, с подводными упорными бойцами нынче не проблема. Вот хотя бы взять наше Смоленское водохранилище, что находится на том же расстоянии от дома, что и этот днепровский берег. Рыбы там больше, и лещи веселее клюют. Да и не только они – там настоящее рыбацкое эльдорадо! Одно плохо: слишком популярным стал этот водоём среди рыбаков и просто отдыхающих, желающих пожарить шашлыки на берёзовых полянках и понежиться в тёплой воде на песчаных пляжах. Раньше, бывало, я много времени проводил на берегах этого водоёма и почти всегда возвращался с богатым уловом. Но то время, увы, прошло…

Кроме это, одних платников сколько появилось! Лови не хочу! Да ещё и выбор есть: хочешь – карпа, хочешь – амура, хочешь – карася или какую-нибудь форель. Да и деньги, в общем-то, небольшие, и к дому поближе. А если прикинуть, во что мне обходится каждая поездка за 140-160 километров в одну сторону, то я ещё и в финансовом выигрыше останусь…

Что говорить, если совсем уж рядом, под боком лежит наше большое деревенское озеро с завидными линями. Да какими: трофей в килограмм и более не редкость! Каждую зиму и весну я с нетерпением жду возможности выйти на озеро в надежде увидеть поклёвку золотого линька. Конец апреля – начало мая, и вот он, первый красавец! Ещё месяц я регулярно хожу на озеро, а потом – всё… Хотя линь летом клюёт замечательно…

Но меня почему-то всё время тянет на Днепр, в этот уединённый пока уголок, что в окрестностях маленькой смоленской деревушки. На крутой обрывистый берег, поросший высокой травой и кустами, перевитыми прядями дикого хмеля и ежевики. На берег, под которым неспешно гуляют очень капризные днепровские лещи, и где моё рыболовное упорство превратилось в упрямство, о чём я, честно говоря, совершенно не жалею…

Рыбацкое упрямство?.. — Рассказы о рыбалке

Сидят мужики в палатке на омулевой «Камчатке», скучают. Поутру брал солидный хариус, а сейчас одни бычки клюют. Вот уж удовольствие – таскать их с 12-метровой глубины. И когда только омуль подойдет.
Алексеич, самый солидный в этой компании, эрудит и все такое, начинает:
– Как ни крути, уникальное озеро, повезло нам, что живем здесь. Я тут недавно прочитал, что Байкал не только со временем не мелеет и не заиляется, как остальные озера, но еще больше становится. Каждый год берега на 5 сантиметров расходятся. Оп-па, поклевочка! Снова бычок.
Пока Алексеич, негромко поругиваясь, накладывает на лед кольцо за кольцом леску, в разговор вступает другой эрудит – Иваныч:

На щуку. с лопатой

• Admin
• 9-04-2014, 21:45
• 2 723

Толщина льда на камчатской реке Пенжине такая, что лунка там – это вовсе не дырка во льду, а целое сооружение, можно сказать – окоп, в котором мужик во весь рост с головой скроется, если там, внизу, еще есть на чем стоять. Кстати, и присесть место найдется, приступок делается. С него только и можно до конца пройти всю эту ледовую преграду. Представьте себе, как все это выглядит, когда водой заполнится. Водоем! Хоть моржей созывай!

Уральский подарок

• Admin
• 9-04-2014, 21:39
• 2 424

Огонь жадно пожирал подброшенную в костер сухую колодину, высвечивая в загустевших сумерках отужинавших рыболовов. Судя по всему, настроение у них было расчудесное – уха получилась на славу, пустые бутылки из -под горячительного валялись на брезенте, в садке под берегом плескалась плененная рыба. После удачной дневной ловли и плотного ужина хотелось поговорить, вспомнить о необычных рыбалках.
Пожилой уже мужчина потянулся к пачке сигарет и, обнаружив, что она пустая, попросил лежащего рядом с ним молодого парнишку:
– Леша, милок, сбегай-ка, у меня в «Запорожце», в «бардачке», сигареты лежат – принеси, пожалуйста.
Вернувшись, паренек протянул сигареты мужчине и спросил:
– Семеныч, а почему ты «Запорожец» купил, а не «Жигуленок»? На нем сподручнее ездить, да и выглядит посолиднее. Что, денег не хватило?
– Да я, Леша, за него, считай, и денег-то не платил, – ответил с улыбкой мужчина, раскуривая сигарету.
– Как это? Теща, что ли, подарила? – вся компания заинтересованно повернулись к Семенычу.
– Да не теща, а вот -Урал-батюшка. Он-то мне и подарил машину, видимо, за любовь мою к нему, Я ведь почитай, тридцать лет сюда на рыбалку езжу. Лешка попытался уточнить:

Первые шаги

• Admin
• 2-04-2014, 20:19
• 2 520

ловля на воблеры

Если спросить меня, сколько лет я ловлю на воблеры, честно говоря, я затруднюсь ответить, мне самому уже кажется, что я ловил на них всегда, сколько себя помню. Но, разумеется, это не так – точного срока не назову, но лет десяток воблерного стажа имею, причём, последние сезона четыре ловлю с ранней весны по глубокую осень исключительно на воблеры, не изменяя им с другими классами приманок.
Общий же спиннинговый стаж у меня тоже немаленький – свою первую в жизни килограммовую щуку я поймал на колебалку в далёком 1983 году, и с тех пор на другие виды рыбной ловли я не разменивался, в течение всего сезона открытой воды охотясь за щукой с искусственными приманками. В те времена проблема выбора приманки не стояла так остро, как сейчас – в ходу были либо колеблющиеся, либо вращающиеся блёсны, и на эти «железяки рыба прекрасно ловилась, так как её было много. Спиннингистов на берегах водоёмов было на несколько порядков меньше, чем сейчас; электриков, выбивающих в реках и озёрах всё живое, не было ещё и в помине; не замывали ещё под застройку нерестилища.

Источники:

http://www.fish-hook.ru/articles/rasskaz-starogo-rybaka-1355/
http://www.litmir.me/br/?b=611518&p=1
http://www.anekdotovmir.ru/prikolno/citaty-vyskazyvaniya-vyrazheniya-i-drugoe/smeshnye-istorii-iz-zhizni/smeshnye-istorii-pro-rybalku/zabavnye-rasskazy-rybakov/
http://www.hunting.ru/blogs/view/150476/
http://gdekluet.ru/creativity/ribatskoe-upryamstvo/
http://ribalkainfo.ru/stati-o-rybalke/bayki-i-rasskazy/