Август. Бегаем за форелью по перекатам Кольского.
На Кольском
Подминая сапогами сухую губку зеленовато-дымчатого ягеля и хрустя каменой крошкой обнажившегося скальника, мы легко поднялись с дороги на отлогий перевал, обрывающийся с другой стороны крутым каменистым спуском. Внизу, серебрясь и играя в лучах высоко поднявшегося солнца, журча на перекатах, бойко бежал ручей, соединяя извивающейся жилкой два широких горных озера. За ручьём, ржаво-желтым редколесьем кривых, изверченных ветрами и стужей субарктических берёз, рыжими пятнами верховых болотин, мозаикой лишайников, мхов и ягодников, с разбросанными по ним, словно в беспорядке, каменными глыбами, уходила вдаль пестрым ковром тундра, то лениво поднимаясь покатыми взгорьями, то разбегаясь долинами с голубыми блюдцами озерков и прудов. По лазурному небу, такому же бескрайнему, как земля под ним, ползли редкие растрёпанные барашки кучевых облаков. Август на излёте ещё радовал гостей Кольского полуострова хорошей погодой.
Нас было двое. Вернее, четверо – если считать с парой курцхааров, без которых наше пребывание в этом заполярном крае не имело бы никакого смысла. Ведь мы приехали сюда на охоту. Охоту на белую куропатку.
Товарищ, закинув за плечо родовой «Меркель», стоял на уступе, всматриваясь куда-то за озера, где тяжело подползающая к небу сопка с лысыми склонами, затянутыми светлыми плешинами оленьего мха, так и не дотянувшись до облаков, грузно оседала вниз, в заросшую кургузым деревцами седловину. Его четырехлетний поджарый Гай, послушно стоя у ноги, чутко ожидал команды хозяина.
– Лёш, давай перейдем на другую сторону и возьмём вон тот березняк, тянущийся на несколько километров вдоль ручья? А встретимся у подножья сопки, что ты так пристально изучаешь? Судя по космоснимкам, там по распадку можно перейти в следующую долину.
На том и порешили.
Найдя брод, перебрались через бурлящий шумный поток, крепко обнимающий за болотники ледяным хватом, норовящий сбить с ног, утащить вниз быстрым течением.
Разошлись. Ноги проваливаются по щиколотку в податливые кочки черничника, путаются в стелящихся по земле и камням кустиках толокнянки, играющей на солнце рубиновой ягодой. Кругом, куда ни глянь, всюду грибы-подосиновики. Здоровые, коренастые, шляпкой с чайное блюдце, крепкие, налитые. Да не один-другой, а повсюду, россыпью. Собирай, покуда есть куда. Вот, где раздолье нашему городскому брату, счастливому и подмосковной сыроежке! Кривыми узловатыми стволами, растопырив сучковатые тонкие ветви, тянется к небу редким садом северный березняк. Мой курцхаар Цуна, то на нерасторопном галопе, то рысью, деловито обшаривает этот мелкий заполярный лес.
С полчаса идём. Пусто. Ни птицы, ни зверя. Только блеснёт во мху медным донцем стреляная гильза. Здесь до дороги не далеко, места нахоженные. Надо дальше в тундру забирать.
Отвернул круто вправо, к виднеющейся вдалеке гряде холмов. Березняк скоро кончился, и я вышел на край болотистой низинки. Ковер воронки с черникой, выползающий из березового криволесья, плавно сменился полярной ивой и дереном, облюбовавшими крепкий кочкарник, от которого тот набух рыхлыми вздутыми шарами. Местами, над мелким кустарником, вздымались серыми горбами-спинами испещренные кляксами мха и плесени здоровенные валуны, то покатые и плоские, то угловато-острые, словно надсеченные ударом гигантского топора. Подальше вниз кустарничек редел, уступая место жидкой желтой травке, сквозь которую проглядывалась болотная хлябь. За ней, едва уловимо слуху, бежал по камням ручей…
Цунка прихватила выводок ещё в березняке. Осеклась, развернулась по ветру и, высоко подняв нос, потянула к болотцу. Вначале решительно, но чем дальше, тем осторожней, вкрадчивей, заскользила на чутких потяжках, словно кошка, скрадывающая мышь. На мысочках, по ниточке поплыла по низинке, прямиком к источнику манящего запаха. Всё! Стала. Четко, верно, вытянувшись в струнку.
Я проверил, заряжено ли ружьё и, проваливаясь в кочках, спотыкаясь и чертыхаясь, заспешил к легавой. Неужели сейчас начнётся!
Вижу по собаке, что птица близко. Оттопыренный хвостик слегка подрагивает, мелкая дрожь бьёт по худым, с выпирающими рёбрами, бокам, взгляд не то затуманен азартом, не то целеустремленно воткнут куда-то за бугорок, затянутый стелящейся по земле игольчатой шикшей-водянкой с бусинами черных ягод. Ружьё на изготовку. «Ну, давай, дорогая моя – вперёд!»
Кочки шикшёвника взрываются шумным взлетом десятка охристо-белых птиц. Выводок разом поднялся на крыло, рассыпался над болотиной пестрым веером. Быстро вскинувшись, удачно выбиваю дуплетом пару. Послушно сложив крылья, куропатки падают куда-то в зеленый кочкарник. Легавая быстро находит и подает битых птиц. Вот она, долгожданная белая куропатка Кольского! Сколько лет я ждал, чтобы снова подержать в руке заветную дичь, полюбоваться красотой пера этой северной птицы. Подстрелил я молодых, только переодевшихся в осенний наряд, куропаток. Не чета нашим серым, птицы эти гораздо крупнее, размером с тетеревенка. Голова и шея покрыты ржавым, с черными пестринами, пером, точь в точь, как у копалухи, а брюшко и крылья выкрашены в снежно-белый цвет. Мохнатые лапки по коготки закрыты пушистыми мелкими белыми перышками. А матерый куропач ещё красивее и больше по размеру будет. Голова, шея и часть спины кирпично-коричневые, от чего наряд его, контрастируя с белоснежной грудью и брюшком, кажется ярче и пестрее. Над глазом тонкой полоской горит красная бровь. Если повезёт, добудем и такого!
Бережно убрав птиц в притороченную к рюкзаку сетку, продолжаю охоту. Приметив, что несколько куропаток, отколовшись от стаи, отлетела метров на семьдесят и спланировала на склон, поросший редкой березой и жидкими кустиками сизой ивы, топаем туда. Забираем ещё одну птицу. Всё, с этого выводка хватит. Попылили дальше…
За низиной находим ручей, что звенел нам ещё от березового леска. Меленький, но бойкий, проточил он себе дорожку через скальник и расселины, извиваясь и журча среди выдавленных на поверхность землей каменюк. Вода в нём прозрачная, чистая, ни какой другой я вкуснее не пробовал.
Довел ручей нас до небольшого озерка. У переката из-под бережка поднялась тройка чирят. Одного подбил, да неверно, лишь за крыло зацепил, подранка сделал. Но Цунка своё дело знает. Бултыхнулась с разбегу в холодную воду, вымучила, выловила бедолагу, норовившего поднырнуть и удрать незаметно.
Невдалеке слышны хлопки выстрелов. Это Лёша. Видно, тоже нашёл выводок. Что же, не буду мешать, заберу правее к склону сопки, за которой договорились встретиться.
Опять попали в северный сад низкорослых, чахлых берёзок. Под ногами сплошь мхи, да ягодники. Ни кустика, ни куртинки травы. Где здесь птице спрятаться? Но вот повыше, за обломками скал, метрах в восьмидесяти, запищал бипер. Запищал и смолк. Скинув с плеча ружьё, тороплюсь посмотреть, в чём там дело. За белесыми стволами деревцов показалась легавая. Плывёт на потяжках, то приостановится, замерев в стойке, то снова вперед продвинется. Видно, птица бежит. Я подтянулся поближе к курцхаару, глянь – а впереди, метрах в тридцати, на земле какое-то движение. Присмотрелся, да это же куропатка! Настороженно вытянув шею, улепетывает от собаки по склону. А ну-ка, Цуна, поднимай на крыло хитрованку! С гортанным не то стрекотом, не то кряхтением, птица вспархивает с земли и, мелькая сквозь ветки серпами белых крыльев, заходится раскатистым хохотком. Далековато, но я всё равно стреляю, лишь напрасно стеганув дробью по деревьям. Эх, как обидно! Упустили матерого куропача! Только он один такую хохочущую песню поёт. Обхитрил, обманул, да ещё и посмеялся над нами.
У подножья сопки широко разлилось неглубокое верховое болото, сплошь заросшее хвощём, вейником и ситником, чьи корни крепко переплелись меж собою, образовав колышущийся под ногами живой ковер, впрочем, вполне выдерживающий человека. На берегу, вальяжно развалившись на мягкой подушке черничника и лакомясь спелой, таящей во рту ягодой, нас уже поджидают Алексей с Гаем. Рядом, на мху, лежит связка куропачей. Молодцы, удачно день начали!
Сверившись с картой, через болотину шлёпаем к узкому, обрывистому распадку, проложившему через холмы путь в соседнюю долину. Собаки красиво работают на болоте бекасиков, но мы не стреляем – в стволах «семерка», слишком крупная дробь для этой дичи.
Миновав скалистое ветреное ущелье, не подарившее нам встреч с птицей, выходим на каменное плато, с которого, радуя простором глаз, уходила за горизонт не знающая конца и края тундра. Здесь было всё: и мшистые, усыпанные ягодой кочкастые склоны с куртинами стелящегося ивняка, и мокрые, поросшие вереском и можжевельником логи с рукавами петляющих речух, каскады озер, березовый ерник по склонам и холмам. Ходи хоть день, хоть два, всё равно всё не обойти.
Вокруг Кольского п-ова за 80 дней: Захребетное
Вступление к описанию путешествия по Кольскому полуострову в августе – октябре 2008г. Расстояние: 700 км ( без коэффициента ). Время – 3 месяца : Я, Арбузов Дмитрий – Москва, Шустров Дмитрий – Москва, Ирина Опанчук – Владимир, в 2008 совершили 3-мес путешествие вокруг Кольского полуострова. Пешиий 700-км маршрут вдоль побережья был проложен по ненаселенным и малонаселенным областям Баренцева и Белого морей в период с июля по октябрь. Как обычно, ни мобильной связью, ни какими-либо другими не необходимыми для выживания в условиях дикой природы вещами мы не располагали, изначально понадеявшись на хорошую погоду и попутный ветер под счастливой северной звездой!
Маршрут: Туманный – Порчниха – р. Оленка – Захребетное – губа Кекурская – Рында – губа Чегодаевка – губа Широкая – Харловка – мыс Красный – мыс Воятка – губа Федотовка – мыс Лихая Пахта – Восточная Лица – оз. Поперечное – губа Полютиха – Мертвецкий ручей – изба напротив г. Белой – губа Сидоровка – губа Дворовая – мыс Дворовый – Варзино – Дроздовка – устье р. Дроздовки – р. Черная – бухта Ивановская – бухта Савиха – мыс Клятны – Гремиха – губа Йоканга – р. Бухтовка – мыс Святой Нос – мыс Коровий – р. Кашкаракка – губа Западная – Лумбовский залив – р. Черная – р. Лумбовка – р. Песчанка – р. малая Песчанка – р. Кумжиха – Городецкий маяк – бухта Четырехрогая – р. Виловатая – бухта Оленья – бухта Панфилова – бухта Качковская – мыс Острая Лудка – губы Хапаевская – Лаккуев ручей – р. Орловка – г. Анфал – губа Орловка – Терско-Орловский маяк – губа Русинга – р-н Трех Островов – г. Высокий Холм – р. Поной – Лахта – мыс Красный – рыб. изба Кузьмина – губа Кислоха – изба Кузьминские Новинки – р. Даниловка – р. Пялка – мыс Красные Щелья – р. Снежница – Сосновка – р. Глубокая – р. Бабья – р. Лиходеевка – р. Пулонга – р. Кумжевая – д. Пялица – Никодимский маяк – Чапома – р. Югина – р. Стрельна – Тетрино – Каменка – Чаваньга – Варзуга – Умба – Кандалакша.
По сути, Маршрут состоял из трех частей: Дальние Зеленцы – Островной (Баренцево море), мыс Святой Нос – мыс Корабельный (Белое море), река Поной – Варзуга (Белое море). С заходами на многочисленные мысы, посмотреть всё интересное. В Островном Ирина сошла с маршрута, до Варзуги шли вдвоем.
Участники: я – Арбузов Дмитрий (30 лет, г. Москва), Шустров Дмитрий (30 лет, г. Москва), Опанчук Ирина (52 года, г. Владимир).
Начало начал. Описание для последовательного ознакомления начинается здесь. По оглавлению записи выложены на отдельной странице вот.
Листая атлас автодорог России, я обратил внимание на безлюдность и живописность восточного побережья Кольского п-ва – и захотелось там побывать. Что ж, мечтать оказалось совсем не вредно, и даже с пользой. 31 июля 2008 из Мурманска поочередно автостопом уезжаем из Мурманска в пос. Туманный. Асфальт первые 100км, потом раздолбанная грунтовка. Машины редки. Ночуем у реки Туманка, палатку ставим рядом с дорогой. Пространства быстро обезлюдели. И дня не прошло, как северная природа раскинулась во всей красе карликовой березкой, ягелем, сыростью и радугами.
Первая часть: Дальние Зеленцы – Гремиха (Островной).
Первый участок маршрута “Дальние Зеленцы – Гремиха (Островной)” был самым тяжелым из-за каменистой местности, многочисленных подъемов и спусков, раздувшихся от дождей рек и туманов. Скалистые бухты приходилось обходить порой за несколько километров, погода не баловала, но с уверенностью скажу, что именно благодаря такому ретро-взгляду на мир (ходить ногами в современном мире, изобилующем техникой) мы ПОЧУВСТВОВАЛИ что на самом деле такое человек на Земле. Странничество – это КЛАССИКА человеческой жизни, это путь, который должен испытать каждый хоть раз! Почему? Ногами нам дано ходить от природы, ЭТО БИОРИТМ, на котором строится тот баланс между реальностью и счастьем, между надоедливыми комарами – и внезапным солнечным светом, наполняющим тебя благодарностью.
Утро ознаменовалось дождём. Не доезжая нескольких километров до Дальних Зеленцов поворот на Порчниху – нам туда. Водительь – житель Дальних Зеленцов Виктор Березин, спросив о маршруте, сначала уговаривал нас отказаться от этой безумной затеи. Потом вздохнул, и свернул с основной трассы – решил подвезти эти несколько километров до Порчнихи, облегчить нам дорогу, и даже помахал на прощание рукой. Позже, уже в 2014, мне довелось встретиться с ним ещё раз, совсем случайно – попросился ночевать, естественно – друг друга не узнали. Интересная вышла история, описал её здесь.
И по этим стобам идти до Гремихи месяц!
В бухте Порчниха дороги закончились. Некогда здесь существовал посёлок – сегодня развалины на коротком пляже, который, как пасть, стиснули горы – видно, как вздыбливаются от ударов по чёрным камням белые волны. С бухты в горы поднимается незаметная тропа вдоль заброшенных деревянных столбов – столетней давности линии связи, на которой до недавнего времени ещё попадались изоляторы с царской символикой. Места уже впечатляют: я впервые наблюдал горную тундру субарктического климата, и восторгу моему нет границ. Ну здравствуй, Мурманский берег Баренцева моря! Что-то ты уготовил нам впереди?
Скалы, каньоны, стенки 100 м. Узорчатый ягель вычерчивает древние символы на каждом шагу, на гигантских обветренных камнях покоятся мелкие камушки, которые словно разложили невидимые астрологи в попытке предсказать, видимо, погоду. Идти пока легко – тундра приветлива, курумники редки – ягель. Комаров нет – холодно, весь июль стояла непогода со средней температурой +(12-14), а то и +(4-8). И сегодня моросит непрерывно, ветрено, временами даже льёт. У Ирины лопнул сапог, разошёлся по шву на первых же километрах – новый, не успела купить.
Вот, мимо проплыли первые озёра, затерявшиеся в пучине вздыбленных скал. До брошенной заставы Захребетное вся дорога такая, и череда мелких речушек. И правда – словно рассыпанные кости. Река Оленка в Захребетном оказалась проблематична для переправы. Висячий мост через нее разрушен, а воды много. Мы поднялись на 400 м выше, и перешли вброд, крепко сплетя руки. Воды выше пояса. Холодно, стыло – ветер с дождём, руки немеют. Дима не удержался в сцепке и его снесло, в итоге искупался. Омовение завершилось благополучно, однако теплые штаны и сковорода уплыли. А ведь я предупреждал – убери внутрь, так он поленился рюкзак перепаковывать, вот и нахлебался. Хорошо – не ударился головой о камень, а то бы и не догнали – течение быстрое. Не обошлось без приключений и у меня: порвались штаны, оторвалась лямка, выскочила молния. И потерялась ложка – Ирина решила её помыть, и переложила в другое место, а я, естественно, забыл, потому что все вещи складываю всегда в одно.
-Она была грязная! – стала оправдываться Ирина. Вот, думаю, начинается…
Кладбище бывшего пос. поморов Захребетное. Вид на бухту
Естественно, мокрые дальше не пошли. От реки поднялись по песчаному склону к виднеющемуся коттеджу брошенной погранзаставы Захребетное замерзшие, получившие боевое крещение. В больших окнах без стёкол панорамный вид на горы и море. Пол для нас неожиданно оказался с подогревом, стены – с отоплением… Доски половые давно сняли, но сохранились их ошмётки, которые мы и подожгли, расположившись у чугунных батарей. Железо отлично отразило тепло, и вскоре мы уже шутили, развешивая мокрые вещи: “Вот мы и за хребтом!”. С крышей нам повезло – сохранилась. За «крещение» выделил всем по 50 грамм спирта. Ириша лишь крякнула и заулыбалась. Какой сапог порвался? Мой? Да ну его…
Напоследок смотрю – а у меня ещё и отломился кончик от спиннинга! Да, вот денёк мать его итить… Что же дальше то будет? Однако, это был ещё не конец. Придя в себя, отправился я на рыбалку. Навстречу неожиданно мужик с мешком рыбы – килограмма три несёт. Я к нему: дай пару рыбин! Так он что-то промямлил и поскорее к устью. Жадный, думаю, ну и чёрт с тобой. Однако, и получаса не прошло – из тумана влетает омоновец в маске, наставляет карабин, передёргивает затвор: «Лежать! Орудие лова сюда!» И голос, чувствуется, знакомый. Ты что, говорю, тройной ухи переел? Дали понять, что не браконьеры мы, а путешественники. «И вот, – вдруг осенило меня ткнуть пальцем в Диму, – священник с нами, батюшка Дмитрий. Грехи может отпустить». Омоновец сразу ружьё в песок, а вскоре и оставил нас в покое, что-то непонятное процедив о пожарной безопасности – это учитывая непогоду. Дима:
-Арбузов, ну ты и выдумщик! Это надо же, про грехи…
Позже охранник, я так понял – реки, еще раз пришёл – поинтересовался, почему мы до сих пор не ушли. Да, странно, почему? Ночь на дворе, дождь льёт – а мы не уходим, тупим у костра. Я думал, с рыбой пожаловал – ага, жди. Вообще Россию сложно понять: вот – ты иностранец, пришёл в заброшенный дом переночевать – скрыться от непогоды, а тут вдруг откуда ни возьмись врывается чудо с ружьём, в маске и требует покинуть населённый пункт, не отмеченный на карте… И кто может подумать, что сидит этот охранник здесь лишь потому, что рыбу охраняет, и рыбу сам же и ловит – браконьерит, а охраняет от ходоков, которые за тридевять земель за нею приходят в поисках лучшей жизни из-за отсутствия работы… Да, умом тут действовать бесполезно. Вот потому и сидим. И сидим неизвестно где.
Общий вид Захребетное
Спать пришлось на открытом чердаке под завывание ветра. Я сразу ветер просёк – и постелил за стропилами, где не задувало, но там было местечко лишь на одного. Ирина с утра не преминула это прокомментировать: «Мудрый Арбузов интуитивно спрятался от ветра за стропилами, но никому ничего не сказал».
-Это что ж, получается, я виноват, что ты решила ночевать в другом месте и замёрзла?
-Но сказать было можно!
-Там место на одного!
-Ну и что?
Аппартаменты
Охота и рыбалка
Подминая сапогами сухую губку зеленовато-дымчатого ягеля и хрустя каменой крошкой обнажившегося скальника, мы легко поднялись с дороги на отлогий перевал, обрывающийся с другой стороны крутым каменистым спуском. Внизу, серебрясь и играя в лучах высоко поднявшегося солнца, журча на перекатах, бойко бежал ручей, соединяя извивающейся жилкой два широких горных озера. За ручьём, ржаво-желтым редколесьем кривых, изверченных ветрами и стужей субарктических берёз, рыжими пятнами верховых болотин, мозаикой лишайников, мхов и ягодников, с разбросанными по ним, словно в беспорядке, каменными глыбами, уходила вдаль пестрым ковром тундра, то лениво поднимаясь покатыми взгорьями, то разбегаясь долинами с голубыми блюдцами озерков и прудов.
Нас было двое. Вернее, четверо – если считать с парой курцхааров, без которых наше пребывание в этом заполярном крае не имело бы никакого смысла. Ведь мы приехали сюда на охоту. Охоту на белую куропатку.
Товарищ, закинув за плечо родовой «Меркель», стоял на уступе, всматриваясь куда-то за озера, где тяжело подползающая к небу сопка с лысыми склонами, затянутыми светлыми плешинами оленьего мха, так и не дотянувшись до облаков, грузно оседала вниз, в заросшую кургузым деревцами седловину. Его четырехлетний поджарый Гай, послушно стоя у ноги, чутко ожидал команды хозяина.
– Лёш, давай перейдем на другую сторону и возьмём вон тот березняк, тянущийся на несколько километров вдоль ручья? А встретимся у подножья сопки, что ты так пристально изучаешь? Судя по космоснимкам, там по распадку можно перейти в следующую долину.
На том и порешили.
Найдя брод, перебрались через бурлящий шумный поток, крепко обнимающий за болотники ледяным хватом, норовящий сбить с ног, утащить вниз быстрым течением.
С полчаса идём. Пусто. Ни птицы, ни зверя. Только блеснёт во мху медным донцем стреляная гильза. Здесь до дороги не далеко, места нахоженные. Надо дальше в тундру забирать.
Отвернул круто вправо, к виднеющейся вдалеке гряде холмов. Березняк скоро кончился, и я вышел на край болотистой низинки. Ковер воронки с черникой, выползающий из березового криволесья, плавно сменился полярной ивой и дереном, облюбовавшими крепкий кочкарник, от которого тот набух рыхлыми вздутыми шарами. Местами, над мелким кустарником, вздымались серыми горбами-спинами испещренные кляксами мха и плесени здоровенные валуны, то покатые и плоские, то угловато-острые, словно надсеченные ударом гигантского топора. Подальше вниз кустарничек редел, уступая место жидкой желтой травке, сквозь которую проглядывалась болотная хлябь. За ней, едва уловимо слуху, бежал по камням ручей…
Цунка прихватила выводок ещё в березняке. Осеклась, развернулась по ветру и, высоко подняв нос, потянула к болотцу. Вначале решительно, но чем дальше, тем осторожней, вкрадчивей, заскользила на чутких потяжках, словно кошка, скрадывающая мышь. На мысочках, по ниточке поплыла по низинке, прямиком к источнику манящего запаха. Всё! Стала. Четко, верно, вытянувшись в струнку.
Я проверил, заряжено ли ружьё и, проваливаясь в кочках, спотыкаясь и чертыхаясь, заспешил к легавой. Неужели сейчас начнётся!
Вижу по собаке, что птица близко. Оттопыренный хвостик слегка подрагивает, мелкая дрожь бьёт по худым, с выпирающими рёбрами, бокам, взгляд не то затуманен азартом, не то целеустремленно воткнут куда-то за бугорок, затянутый стелящейся по земле игольчатой шикшей-водянкой с бусинами черных ягод. Ружьё на изготовку. «Ну, давай, дорогая моя – вперёд!»
Кочки шикшёвника взрываются шумным взлетом десятка охристо-белых птиц. Выводок разом поднялся на крыло, рассыпался над болотиной пестрым веером. Быстро вскинувшись, удачно выбиваю дуплетом пару. Послушно сложив крылья, куропатки падают куда-то в зеленый кочкарник. Легавая быстро находит и подает битых птиц. Вот она, долгожданная белая куропатка Кольского! Сколько лет я ждал, чтобы снова подержать в руке заветную дичь, полюбоваться красотой пера этой северной птицы. Подстрелил я молодых, только переодевшихся в осенний наряд, куропаток. Не чета нашим серым, птицы эти гораздо крупнее, размером с тетеревенка. Голова и шея покрыты ржавым, с черными пестринами, пером, точь в точь, как у копалухи, а брюшко и крылья выкрашены в снежно-белый цвет. Мохнатые лапки по коготки закрыты пушистыми мелкими белыми перышками. А матерый куропач ещё красивее и больше по размеру будет. Голова, шея и часть спины кирпично-коричневые, от чего наряд его, контрастируя с белоснежной грудью и брюшком, кажется ярче и пестрее. Над глазом тонкой полоской горит красная бровь. Если повезёт, добудем и такого!
Бережно убрав птиц в притороченную к рюкзаку сетку, продолжаю охоту. Приметив, что несколько куропаток, отколовшись от стаи, отлетела метров на семьдесят и спланировала на склон, поросший редкой березой и жидкими кустиками сизой ивы, топаем туда. Забираем ещё одну птицу. Всё, с этого выводка хватит. Попылили дальше…
За низиной находим ручей, что звенел нам ещё от березового леска. Меленький, но бойкий, проточил он себе дорожку через скальник и расселины, извиваясь и журча среди выдавленных на поверхность землей каменюк. Вода в нём прозрачная, чистая, ни какой другой я вкуснее не пробовал.
Довел ручей нас до небольшого озерка. У переката из-под бережка поднялась тройка чирят. Одного подбил, да неверно, лишь за крыло зацепил, подранка сделал. Но Цунка своё дело знает. Бултыхнулась с разбегу в холодную воду, вымучила, выловила бедолагу, норовившего поднырнуть и удрать незаметно.
Невдалеке слышны хлопки выстрелов. Это Лёша. Видно, тоже нашёл выводок. Что же, не буду мешать, заберу правее к склону сопки, за которой договорились встретиться.
Опять попали в северный сад низкорослых, чахлых берёзок. Под ногами сплошь мхи, да ягодники. Ни кустика, ни куртинки травы. Где здесь птице спрятаться? Но вот повыше, за обломками скал, метрах в восьмидесяти, запищал бипер. Запищал и смолк. Скинув с плеча ружьё, тороплюсь посмотреть, в чём там дело. За белесыми стволами деревцов показалась легавая. Плывёт на потяжках, то приостановится, замерев в стойке, то снова вперед продвинется. Видно, птица бежит. Я подтянулся поближе к курцхаару, глянь – а впереди, метрах в тридцати, на земле какое-то движение. Присмотрелся, да это же куропатка! Настороженно вытянув шею, улепетывает от собаки по склону. А ну-ка, Цуна, поднимай на крыло хитрованку! С гортанным не то стрекотом, не то кряхтением, птица вспархивает с земли и, мелькая сквозь ветки серпами белых крыльев, заходится раскатистым хохотком. Далековато, но я всё равно стреляю, лишь напрасно стеганув дробью по деревьям. Эх, как обидно! Упустили матерого куропача! Только он один такую хохочущую песню поёт. Обхитрил, обманул, да ещё и посмеялся над нами.
У подножья сопки широко разлилось неглубокое верховое болото, сплошь заросшее хвощём, вейником и ситником, чьи корни крепко переплелись меж собою, образовав колышущийся под ногами живой ковер, впрочем, вполне выдерживающий человека. На берегу, вальяжно развалившись на мягкой подушке черничника и лакомясь спелой, таящей во рту ягодой, нас уже поджидают Алексей с Гаем. Рядом, на мху, лежит связка куропачей. Молодцы, удачно день начали!
Сверившись с картой, через болотину шлёпаем к узкому, обрывистому распадку, проложившему через холмы путь в соседнюю долину. Собаки красиво работают на болоте бекасиков, но мы не стреляем – в стволах «семерка», слишком крупная дробь для этой дичи.
Миновав скалистое ветреное ущелье, не подарившее нам встреч с птицей, выходим на каменное плато, с которого, радуя простором глаз, уходила за горизонт не знающая конца и края тундра. Здесь было всё: и мшистые, усыпанные ягодой кочкастые склоны с куртинами стелящегося ивняка, и мокрые, поросшие вереском и можжевельником логи с рукавами петляющих речух, каскады озер, березовый ерник по склонам и холмам. Ходи хоть день, хоть два, всё равно всё не обойти.
А походить придётся. Здесь, в тундре, «то пусто, то густо». Ни один километр протопаешь, прежде чем найдёшь птицу. Спустившись вниз, уж больше часа бьём ноги, да всё впустую.
Наконец моя легавая кого-то причуяла в островке березняка на краю озерца. Протянула метров тридцать и стала. Эх, до чего красиво! На желто-бурой палитре ранней осени, среди белесых стволов криволесья, застыла точеной фигуркой, приподняв переднюю лапку моя Цунка. Так хочется взяться за фотоаппарат, заснять, остановить это мгновение. Но, как всегда, охотничий азарт побеждает, и рука торопливо хватается за ружьё. «Цуна, вперёд!»
Быстрая уверенная подводка, и с гортанным недовольным крехтаньем над деревцами взмывает кирпично-белый красавец-куропач. Быстро набирая скорость и оставляя позади незваных гостей, опять захохотал, засмеялся над нами. Но допеть свою странную песенку на этот раз не успел. Ударил выстрел, и, летя кубарем, петух свалился пестрым кулем в прибрежный багульник…
Все хорошее всегда быстро заканчивается. Три дня охоты пролетели как одно мгновение. И вот в ночь, утрамбовав в багажнике собак и вещи, мы уже тряслись по стиральной доске разбитой гравийки назад в Москву.
Шины, мерно хрустя каменной крошкой, то и дело с глухим стуком плевались мелким камушком в железное брюхо Паджерика. Свет фар плясал на ухабах и крутых поворотах, выхватывая из темноты обочины примелькавшиеся глазу за дни охоты приметы. Выплыл из темноты каменистый берег горного озерка, вдоль которого мы бродили с собаками, блеснула на секунду его сонная гладь, подернутая лентами ежеголовника, и, мелькнув за окном, потонула в сомкнувшейся тьме; выступили на перевале, играя тенями, нестройные ряды пирамидок, сложенных на удачу из придорожных камней туристами; молчаливо проводил нас замшелый пузан-валун, через двести метров от которого сбегает круто вниз в тундру проторенная грибниками дорожка…
«Лёш, что это? Видишь?» – невольно схватил я за рукав товарища. Наискось вверх, извиваясь змейкой, петляла в небе бледная полоска. Мы тормознули и высыпали на дорогу посмотреть на странное облако. «Облако», казавшееся нам из окон машины зависшим над землей, вдруг лениво вильнуло в сторону, налилось зеленоватым искрящимся светом, поползло лентой, разрослось, растянувшись на полнеба и, играя бликами, раскатилось вдоль горизонта вздернутыми вверх дрожащими лучами. Мы обмерли, раскрыв рты. Это же северное сияние!
На мгновение свечение исчезло, но вот позарь родилась снова, левее, над свинцовой равниной Баренцева моря.
Переливаясь тонким, тусклым, зеленовато-желтым с фиолетовой каймой, светом, северная заря рыбкою бойко поплыла в нашу сторону и, словно салют, достигнув апогея, разорвалась разбежавшимися во все стороны желто-зелеными спицами над нашими головами. Тут же, не дав опомниться от увиденной красоты, пульсируя, собралась в живой комок света и снова раскрылась лазерно-четким очерченным силуэтом не то ястреба, не то летучей мыши. Свечение замерцало, дрогнуло и погасло. Спустя минуту заново родилось уже по другую сторону небосклона, переливаясь огнями; маня и околдовывая, колыхаясь, поплыло по небу, то растекаясь дрожащим занавесом, то тая рыхлым облачком, то, собираясь с силами, сжимаясь в упругую живую нить – чтобы сызнова озарить сполохами северное небо…
«Это, верно, к удаче!» – не сговариваясь, произнесли мы одновременно. «Ну, в добрый путь!» Паджерик, рыкнув движком, сыпанул на газах из-под колес гравием и, вздрагивая всем телом на выбоинах, погромыхал через ночь в обратный путь…
На Кольском
Подминая сапогами сухую губку зеленовато-дымчатого ягеля и хрустя каменой крошкой обнажившегося скальника, мы легко поднялись с дороги на отлогий перевал, обрывающийся с другой стороны крутым каменистым спуском. Внизу, серебрясь и играя в лучах высоко поднявшегося солнца, журча на перекатах, бойко бежал ручей, соединяя извивающейся жилкой два широких горных озера. За ручьём, ржаво-желтым редколесьем кривых, изверченных ветрами и стужей субарктических берёз, рыжими пятнами верховых болотин, мозаикой лишайников, мхов и ягодников, с разбросанными по ним, словно в беспорядке, каменными глыбами, уходила вдаль пестрым ковром тундра, то лениво поднимаясь покатыми взгорьями, то разбегаясь долинами с голубыми блюдцами озерков и прудов. По лазурному небу, такому же бескрайнему, как земля под ним, ползли редкие растрёпанные барашки кучевых облаков. Август на излёте ещё радовал гостей Кольского полуострова хорошей погодой.
Нас было двое. Вернее, четверо – если считать с парой курцхааров, без которых наше пребывание в этом заполярном крае не имело бы никакого смысла. Ведь мы приехали сюда на охоту. Охоту на белую куропатку.
Товарищ, закинув за плечо родовой «Меркель», стоял на уступе, всматриваясь куда-то за озера, где тяжело подползающая к небу сопка с лысыми склонами, затянутыми светлыми плешинами оленьего мха, так и не дотянувшись до облаков, грузно оседала вниз, в заросшую кургузым деревцами седловину. Его четырехлетний поджарый Гай, послушно стоя у ноги, чутко ожидал команды хозяина.
– Лёш, давай перейдем на другую сторону и возьмём вон тот березняк, тянущийся на несколько километров вдоль ручья? А встретимся у подножья сопки, что ты так пристально изучаешь? Судя по космоснимкам, там по распадку можно перейти в следующую долину.
На том и порешили.
Найдя брод, перебрались через бурлящий шумный поток, крепко обнимающий за болотники ледяным хватом, норовящий сбить с ног, утащить вниз быстрым течением.
Разошлись. Ноги проваливаются по щиколотку в податливые кочки черничника, путаются в стелящихся по земле и камням кустиках толокнянки, играющей на солнце рубиновой ягодой. Кругом, куда ни глянь, всюду грибы-подосиновики. Здоровые, коренастые, шляпкой с чайное блюдце, крепкие, налитые. Да не один-другой, а повсюду, россыпью. Собирай, покуда есть куда. Вот, где раздолье нашему городскому брату, счастливому и подмосковной сыроежке! Кривыми узловатыми стволами, растопырив сучковатые тонкие ветви, тянется к небу редким садом северный березняк. Мой курцхаар Цуна, то на нерасторопном галопе, то рысью, деловито обшаривает этот мелкий заполярный лес.
С полчаса идём. Пусто. Ни птицы, ни зверя. Только блеснёт во мху медным донцем стреляная гильза. Здесь до дороги не далеко, места нахоженные. Надо дальше в тундру забирать.
Отвернул круто вправо, к виднеющейся вдалеке гряде холмов. Березняк скоро кончился, и я вышел на край болотистой низинки. Ковер воронки с черникой, выползающий из березового криволесья, плавно сменился полярной ивой и дереном, облюбовавшими крепкий кочкарник, от которого тот набух рыхлыми вздутыми шарами. Местами, над мелким кустарником, вздымались серыми горбами-спинами испещренные кляксами мха и плесени здоровенные валуны, то покатые и плоские, то угловато-острые, словно надсеченные ударом гигантского топора. Подальше вниз кустарничек редел, уступая место жидкой желтой травке, сквозь которую проглядывалась болотная хлябь. За ней, едва уловимо слуху, бежал по камням ручей…
Цунка прихватила выводок ещё в березняке. Осеклась, развернулась по ветру и, высоко подняв нос, потянула к болотцу. Вначале решительно, но чем дальше, тем осторожней, вкрадчивей, заскользила на чутких потяжках, словно кошка, скрадывающая мышь. На мысочках, по ниточке поплыла по низинке, прямиком к источнику манящего запаха. Всё! Стала. Четко, верно, вытянувшись в струнку.
Я проверил, заряжено ли ружьё и, проваливаясь в кочках, спотыкаясь и чертыхаясь, заспешил к легавой. Неужели сейчас начнётся!
Вижу по собаке, что птица близко. Оттопыренный хвостик слегка подрагивает, мелкая дрожь бьёт по худым, с выпирающими рёбрами, бокам, взгляд не то затуманен азартом, не то целеустремленно воткнут куда-то за бугорок, затянутый стелящейся по земле игольчатой шикшей-водянкой с бусинами черных ягод. Ружьё на изготовку. «Ну, давай, дорогая моя – вперёд!»
Кочки шикшёвника взрываются шумным взлетом десятка охристо-белых птиц. Выводок разом поднялся на крыло, рассыпался над болотиной пестрым веером. Быстро вскинувшись, удачно выбиваю дуплетом пару. Послушно сложив крылья, куропатки падают куда-то в зеленый кочкарник. Легавая быстро находит и подает битых птиц. Вот она, долгожданная белая куропатка Кольского! Сколько лет я ждал, чтобы снова подержать в руке заветную дичь, полюбоваться красотой пера этой северной птицы. Подстрелил я молодых, только переодевшихся в осенний наряд, куропаток. Не чета нашим серым, птицы эти гораздо крупнее, размером с тетеревенка. Голова и шея покрыты ржавым, с черными пестринами, пером, точь в точь, как у копалухи, а брюшко и крылья выкрашены в снежно-белый цвет. Мохнатые лапки по коготки закрыты пушистыми мелкими белыми перышками. А матерый куропач ещё красивее и больше по размеру будет. Голова, шея и часть спины кирпично-коричневые, от чего наряд его, контрастируя с белоснежной грудью и брюшком, кажется ярче и пестрее. Над глазом тонкой полоской горит красная бровь. Если повезёт, добудем и такого!
Бережно убрав птиц в притороченную к рюкзаку сетку, продолжаю охоту. Приметив, что несколько куропаток, отколовшись от стаи, отлетела метров на семьдесят и спланировала на склон, поросший редкой березой и жидкими кустиками сизой ивы, топаем туда. Забираем ещё одну птицу. Всё, с этого выводка хватит. Попылили дальше…
За низиной находим ручей, что звенел нам ещё от березового леска. Меленький, но бойкий, проточил он себе дорожку через скальник и расселины, извиваясь и журча среди выдавленных на поверхность землей каменюк. Вода в нём прозрачная, чистая, ни какой другой я вкуснее не пробовал.
Довел ручей нас до небольшого озерка. У переката из-под бережка поднялась тройка чирят. Одного подбил, да неверно, лишь за крыло зацепил, подранка сделал. Но Цунка своё дело знает. Бултыхнулась с разбегу в холодную воду, вымучила, выловила бедолагу, норовившего поднырнуть и удрать незаметно.
Невдалеке слышны хлопки выстрелов. Это Лёша. Видно, тоже нашёл выводок. Что же, не буду мешать, заберу правее к склону сопки, за которой договорились встретиться.
Опять попали в северный сад низкорослых, чахлых берёзок. Под ногами сплошь мхи, да ягодники. Ни кустика, ни куртинки травы. Где здесь птице спрятаться? Но вот повыше, за обломками скал, метрах в восьмидесяти, запищал бипер. Запищал и смолк. Скинув с плеча ружьё, тороплюсь посмотреть, в чём там дело. За белесыми стволами деревцов показалась легавая. Плывёт на потяжках, то приостановится, замерев в стойке, то снова вперед продвинется. Видно, птица бежит. Я подтянулся поближе к курцхаару, глянь – а впереди, метрах в тридцати, на земле какое-то движение. Присмотрелся, да это же куропатка! Настороженно вытянув шею, улепетывает от собаки по склону. А ну-ка, Цуна, поднимай на крыло хитрованку! С гортанным не то стрекотом, не то кряхтением, птица вспархивает с земли и, мелькая сквозь ветки серпами белых крыльев, заходится раскатистым хохотком. Далековато, но я всё равно стреляю, лишь напрасно стеганув дробью по деревьям. Эх, как обидно! Упустили матерого куропача! Только он один такую хохочущую песню поёт. Обхитрил, обманул, да ещё и посмеялся над нами.
У подножья сопки широко разлилось неглубокое верховое болото, сплошь заросшее хвощём, вейником и ситником, чьи корни крепко переплелись меж собою, образовав колышущийся под ногами живой ковер, впрочем, вполне выдерживающий человека. На берегу, вальяжно развалившись на мягкой подушке черничника и лакомясь спелой, таящей во рту ягодой, нас уже поджидают Алексей с Гаем. Рядом, на мху, лежит связка куропачей. Молодцы, удачно день начали!
Сверившись с картой, через болотину шлёпаем к узкому, обрывистому распадку, проложившему через холмы путь в соседнюю долину. Собаки красиво работают на болоте бекасиков, но мы не стреляем – в стволах «семерка», слишком крупная дробь для этой дичи.
Миновав скалистое ветреное ущелье, не подарившее нам встреч с птицей, выходим на каменное плато, с которого, радуя простором глаз, уходила за горизонт не знающая конца и края тундра. Здесь было всё: и мшистые, усыпанные ягодой кочкастые склоны с куртинами стелящегося ивняка, и мокрые, поросшие вереском и можжевельником логи с рукавами петляющих речух, каскады озер, березовый ерник по склонам и холмам. Ходи хоть день, хоть два, всё равно всё не обойти.
Кольский полуостров (август 2017). 1/3: Общая информация
Кто и когда?
2 человека: я и мой друг Влад, вторая половина августа.
Где были?
Сначала в Ловозёрских тундрах (горный массив к востоку от Хибин), затем на берегу Баренцева моря.
01)
Нитка маршрута
Рязань – Москва – Оленегорск – рудник «Карнасурт» – пеший поход по Ловозёрским тундрам – рудник «Карнасурт» – Ревда – Мурманск-Лодейное – Териберка – Мурманск – Рязань
Как перемещались?
– Из Москвы до Оленегорска доехали на поезде за 3500р;
– Из Оленегорска на микроавтобусе до рудника «Карнасурт»;
– От рудника на три дня ушли в горы (об этом будет отдельная часть), на четвёртый вернулись к руднику и на автобусе добрались до посёлка Ревда;
– Из Ревды на маршрутном микроавтобусе доехали до Мурманска, там взяли в аренду автомобиль и на пару дней съездили на берег океана в село Териберка. О прогулках по его окрестностям также будет отдельная часть;
– Затем в полупустом плацкарте вернулись из Мурманска домой.
Где ночевали?
В поезде на полках;
В походе в палатке;
В Ревде и Мурманске на съёмной квартире;
На побережье в машине.
Как погодка?
Первые дни везло: в основном, было солнечно и безоблачно. Но на третий день погода вошла в свой привычный арктический ритм, постоянно менялась: то дождь и ветер, то солнце. Под конец было чаще пасмурно и противно.
Долгие рассветы и закаты вкупе с длинным днём (светло было с 4 до 23) создавали комфортные условия для неспешного передвижения.
Сколько потратили?
В расчёте на одного человека вышло примерно 19 700 р. на 12 дней с дорогой.
Из них:
10 000 на транспорт (6500 поезд, 1700 аренда авто, остальное общественный транспорт);
3 600 на еду (без учёта пивка и прочих излишеств);
1 100 на жильё (аренда квартиры в Ревде и Мурманске);
5 000 на сувениры и развлечения (алкоголь, музеи, непредвиденные расходы).
Несколько железнодорожных фото
02)
03)
В космос летают туристы. Автомобили без водителя не вызывают удивления. Люди шутят на тему грядущего роботоапокалипсиса при просмотре роликов Boston Dynamics.
А тем временем в плацкартном вагоне РЖД дверца титана привязана к стоп-крану салфетками и пакетом.
04) 
05) Карелия
06) Для растопки титана проводники используют шайбы прессованных опилок, которые почему-то называют «памперсами» 
07) Как выяснилось, банка пива идеально входит в подстаканник
08)
В первой части мало фото, но в следующих двух их будет просто неприлично дофига.
Вторая часть будет посвящена пешему походу по Ловозёрским тундрам, а за ней последует рассказ о побережье.
Август. Бегаем за форелью по перекатам Кольского.
Северный берег Кольского полуострова.
Северный берег не так интересен для самостоятельных туристических маршрутов, как таковых, но хорош для рыбалки. Дело в том, что большинство рек находятся недалеко от населённых пунктов, реки часто посещаются рыболовами. Сравнительно хорошо развита сеть автодорог. Рыбалка на реках северного побережья Кольского может принести запоминающиеся трофеи, будет способствовать пополнению рыболовного опыта техники владения снастью.
На самом деле, довольно трудна для восприятия только рыбалка в начале сезона, по высокой и холодной воде, а в остальном ничего особенного, как на Южном берегу. Только рыбы меньше. И она крупнее, то есть выше шансы поймать крупную рыбу. Но есть шансы и ничего не поймать. Справедливости ради, хочу заметить, что почти все ловят. Начинающим нахлыстовикам советую приезжать сюда в начале июля, когда начнётся ход тинды. Будет нескучно. А тем, кто хочет испытать себя в единоборстве с “пароходами” – вперёд, на “первую воду”, в начале июня.
Кола – большая лососевая река, с мощным стадом крупной рыбы. По берегам реки множество посёлков, проходит и железная дорога. Добраться до реки никаких проблем не доставит.
Кица Кольская – приток Колы, стадо сёмги то же, что и в р. Кола. Пересекается автомобильной трассой Мурманск – Питер.
Ура – довольно комфортная река, она существенно меньше Колы, ход крупной рыбы начинается несколько позже, чем на Коле.
Большая Западная Лица – отличная река с крупной рыбой, легко достижима на автотранспорте.
Титовка – очень комфортна, много галечных перекатов, на эту реку отлично приезжать с палаткой, в течение июля при ходе тинды – хороша для обучения нахлысту.
Печенга – также достижима на автотранспорте, рыба, как и везде, крупная.
Большая Тюва – эта река более удалённая, потребуется идти пешком около часа от ближайшей дороги, а также – пропуск в ЗАТО Североморск. Рыба есть.
Белоусиха – одна из первых рек, открытая для лицензионной рыбалки. Приток реки Воронья. Добраться можно на личном автотранспорте от Мурманска по дороге на Туманный.
Не думайте, что рек слишком мало, возможно, чтобы посетить все реки, вам потребуется с десяток лет.
Теперь перейдём к несёмужным водоёмам, коих на Кольском достаточно много. Кумжа (не морская) и хариус – основные рыболовные трофеи рыболовов, заслуживают также внимания сиг, щука, крупный окунь. Для ловли этой рыбы не нужно приобретать лицензии. В первую очередь это “наглухо” зарегулированные плотинами реки. Огромная речная система Имандры (имются в виду реки, удалённые от промышленных центров области, где процветает горнодобывательная промышленность). Также весь бассейн Верхнетуломского водохранилища и реки Вува, Нотта, Явр, Лотта и их притоки – все они интересны для рыболовав. Заслуживают внимание и множество рек бассейна Ловозера и Серебрянского водохранилища. Бассейн реки Териберка отличется от остальных полным отсутствием хариуса, только кумжа.
Если при этом вы также занимаетесь водным туризмом и можете совместить сплав с рыбалкой, то это намного расширит географию поездок по несёмужным водоёмам. Просто разрабатывайте свои маршруты, при необходимости пользуйтесь заброской и путешествуйте.
Источники:
http://www.ohotniki.ru/dog/breeds/leg/article/2016/12/19/647085-na-kolskom-.html
http://ardm.livejournal.com/87814.html
http://handf.mirtesen.ru/blog/43036492942/Na-Kolskom
http://www.ohotniki.ru/dog/breeds/leg/article/2016/12/19/647085-na-kolskom-.html
http://7-1-1.livejournal.com/43597.html
http://vk.com/topic-39024573_26949636
